Коглин - Деннис Лихэйн

заводил врагов, после чего обычно убивал, чтобы мысли об их существовании не мешали ему спокойно спать. В тридцать пятом, принимая у Джо бразды правления Тампой, Дион пролил много крови. Меньше, чем пролил бы, не будь Джо у него консультантом, но все-таки много. Может быть, удар направлен на Диона, но для начала его хотят лишить мозгового центра? Да нет, убийство босса, подобного Диону, всегда требует одобрения, а единственные люди, способные это одобрение дать, все тесным образом связаны с Джо, все они набивали карманы благодаря ему и намеревались делать это и в будущем.

Кроме того, Тереза твердо сказала, что адвокат Люциуса назвал именно имя. Указал на него не как на одну из мишеней. А как на единственную мишень.

Но Тереза убийца, она работала по контрактам, и у нее намного больше причин, чем у кого-либо другого, подкинуть ему эти сведения. Если его заинтересовать, он один из очень немногих, кто способен приблизиться к Королю Люциусу и настоять на отмене заказа. Неплохой план (вряд ли его придумала сама Тереза): заставить приехать, сообщить, что его хотят убить, сообщить в общих чертах, но часики в голове затикают — до Пепельной среды восемь дней. Джо мог сколько угодно убеждать себя, что ни у кого нет ни единой веской причины желать ему смерти, а если бы даже и была, у него столько друзей в их кругах, что кто-нибудь обязательно уже слышал бы о заказе и ему рассказал. Джо мог бы и дальше твердить себе, что, за исключением тюремной сплетни, которой какой-то адвокат обменялся с убийцей, причины нервничать зыбки, как дым, поднимающийся от сигареты. И если бы объектом контракта был кто угодно, а не он сам, Джо посмеялся бы над ней, сочтя все не более чем уловкой отчаявшейся женщины, которая пытается завоевать расположение человека, способного, по ее мнению, спасти ей жизнь.

В том-то и дело, что сплетня, какой бы она ни представлялась бестолковой и бездоказательной, касалась его лично.

Джо бросил взгляд на заднее сиденье и улыбнулся сыну, который в этот момент моргал, тщетно противясь дремоте. Томас вопросительно улыбнулся ему в ответ и прищурился. Джо помотал головой, говоря: «Не обращай на меня внимания. Все в порядке». И Томас закрыл глаза и уронил голову. Джо сел, развернувшись затылком к опущенному стеклу, и закурил.

Эл Баттерс сказал, что ему нужно остановиться отлить.

Джо сказал, давай, только смотри, осторожнее, там змеи и аллигаторы.

— Кому сдался этот старый скелет.

Машина съехала на обочину, и колеса с пассажирской стороны утонули в мягкой зеленой траве.

Эл вылез и отошел на несколько футов. Джо пришлось убеждать себя, что, отвернувшись, тот расстегивает молнию, потому что не видел, чем у Эла заняты руки. Может быть, достает оружие.

Дорога была как ярко-белая полоса, рассекавшая надвое зеленый океан меч-травы, среди которой росли кусты медвежьего дуба[148] и больные хилые сосны. Небо было белое, как дорога.

Бансфорды вполне могли согласиться на заказ. Если так, то и Эл Баттерс вполне может вернуться к машине с револьвером и прикончить сначала Джо, а следующую пулю выпустить в лоб его сыну. Потом, сделав дело, дождется другой машины, которая, возможно, стоит наготове у обочины за следующим поворотом.

Эл Баттерс повернулся и направился к машине, застегивая на ходу ширинку.

Джо дождался, пока тот сядет в машину и они вернутся на дорогу, и только потом надвинул шляпу на лоб и закрыл глаза. Он сквозь закрытые веки чувствовал, как по лицу бежит тень от деревьев.

А потом его лицо гладила Грасиэла — сначала нежно, потом нетерпеливо, — как в тот день, когда родился Томас. Джо тогда только что вернулся из поездки, когда они с Эстебаном навещали кое-какие места на севере Южной Америки, и он не спал нормально несколько дней. Тогда он открыл глаза и все понял по лицу жены: они вот-вот станут родителями.

— Пора, да?

— Да. — Она откинула его простыню. — Первому пора.

Джо уснул, не раздеваясь. Он сел, потирая лицо, затем приложил руку к ее животу.

Начинались схватки, и она поморщилась:

— Давай, давай.

Он вскочил с постели и поспешил за ней к лестнице:

— Так ты говоришь, пора первому?

Она обернулась к нему и снова поморщилась:

— Ну конечно, miamor[149].

Она взялась за перила левой рукой.

— Правда? — Он взял ее за свободную руку. — А сколько у нас будет всего?

— Не меньше трех.

Джо открыл глаза, чувствуя, как напекло лицо.

В тот последний день своей жизни она говорила не о полотенцах. И не о грейпфрутах.

Она говорила о детях.

Глава десятая

Вердикт

Штаб-квартира семейной империи Бартоло располагалась на верхнем этаже «Американской компании по обслуживанию сигаретных автоматов», в темно-коричневом здании в конце шестого пирса в порту Тампы, с решетчатыми, давно не мытыми пыльными окнами с бежевыми переплетами. Приехав, Джо застал в приемной Рико Диджакомо.

Приемная была почти так же хороша, как и кабинет за ней. Пол из наборного паркета, из широких сосновых планок медового оттенка. Кожаные кресла и диванчики, привезенные из Бирмы еще до войны. На кирпичных стенах висели большие полноцветные фотографии с видами Манганаро, крошечного сицилийского городка, где родился Дион Бартоло. Пробыв боссом Семьи года два, Дион пригласил фотографа из «Лайфа» и заплатил ему умопомрачительный гонорар, чтобы тот съездил в Манганаро и сделал эти фотографии. Все они были в янтарных оттенках, сняты на пленке «Полароид», и места, запечатленные на них, были такими же роскошными и теплыми, как кожаные кресла и медовые полы приемной. На одной фотографии вверх по склону холма брел человек с осликом, а поле справа от них было залито солнцем. На другой — три пожилые женщины хохотали над чем-то перед мясным магазином. Собака спала в тени церковного портика, совсем маленькая на его фоне. Мальчик ехал на велосипеде вдоль ряда оливковых деревьев.

Джо, не знавшему, что такое ностальгия, всегда казалось, что эти фотографии отвечают страстному желанию Диона вернуть себе мир, который он едва помнил, мир, исчезнувший раньше, чем он успел почувствовать его вкус и вдохнуть полной грудью его запах. Когда его увезли из Италии, ему было четыре года, и он в лучшем случае лишь уловил его отголосок, однако этот отголосок звучал в его ушах всю жизнь. Он стал почти домом для того мальчика, которым Дион почти был.

Джо пожал Рико руку и уселся на диван рядом с ним.