Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II - Жоубао Бучи Жоу

и дойдет до такой степени бесстыдства, что будет предаваться с ним разврату в купальне Мяоинь, куда в любой момент мог заглянуть кто угодно.

Стыд, растерянность, желание, возбуждение — от наплыва всех этих чувств его взгляд начал терять фокус.

В этот момент он ясно почувствовал, как что-то толстое, длинное и обжигающе-горячее уперлось ему между ног и заскользило между его ягодицами. От неожиданности его дыхание сорвалось и он невольно выдохнул:

— Ах…

Мужчина за его спиной на миг замер. Кажется этот вздох еще больше возбудил его, потому что в следующий миг он еще крепче обхватил Чу Ваньнина за талию и с силой толкнулся в него под водой.

Хотя Мо Жань не вошел в его тело, а лишь вколачивался между его ног, он был очень сильно возбужден, ведь под ним был Чу Ваньнин — самый сильный афродизиак его жизни.

Он так сильно вжался в его тело, что казалось, при каждом его толчке водная гладь с плывущими по ней цветами лотоса лишь слегка колышется, в то время как под водой горячего источника толстый и длинный член терся о внутреннюю часть бедер Чу Ваньнина, упорно и жадно, несколько раз скользнув по тому самому потайному любовному гнездышку[196.9]. Голова Мо Жаня была как в тумане. Охваченный вожделением, он был на грани того, чтобы, забыв обо всем, задрать бедра Чу Ваньнина и, удерживая его на руках, ворваться в него, позволив тому уютному местечку, что в прошлой жизни столько раз щедро одаривало его наслаждением, поглотить его, плотно обхватить и засосать. Ему хотелось крепко обнять Чу Ваньнина и прижать его к себе так сильно, чтобы войти до конца, разом и полностью овладев им. Он жаждал позволить бедрам Чу Ваньнина до боли сжимать его талию, пока вытраханный и рыдающий от наслаждения, он будет кончать под ним.

— Ваньнин…

Из онемевшего горла вырвался влажный хриплый стон.

Глаза Мо Жаня потемнели, ритмичный шорох накатывающих волн слишком уж напоминал звуки их совокуплений из прошлой жизни. Ощущения от горячей воды в источнике в сочетании с трением о бедра Чу Ваньнина неизбежно привели к тому, что он почти потерял разум.

Боясь сотворить что-нибудь еще более безумное, он с хриплым стоном повернул Чу Ваньнина и прижался грудью к его груди. Водопад похоти застлал им глаза и лишил разума, горячие брызги падали на опьяненные любовной страстью лица. Мо Жань неистово приник к его подбородку, потом яростными поцелуями по линии челюсти добрался до рта, чтобы жадно и деспотично впиться в губы Чу Ваньнина.

Другая рука скользнула вниз, чтобы, обхватив средоточие болезненного желания Чу Ваньнина, прижать его к своему стоящему колом члену.

Чу Ваньнин и подумать не мог, что такое возможно. Усилившееся возбуждение от трения их половых органов друг об друга привело к тому, что обессиленно прикрыв глаза, он запрокинул голову и хрипло застонал:

— Мо… Мо Жань…

Он успел только невнятно простонать его имя, так как следующий сорвавшийся с его губ звук был запечатан чужим ртом. Обхватив вместе их члены, Мо Жань быстро и яростно двигал рукой, надрачивая и даря головокружительное удовольствие им обоим. Крепко обнимая своего Учителя, он чувствовал, как тот едва уловимо дрожит в его объятиях. Эта дрожь, которую Чу Ваньнин не мог контролировать, породила в сердце Мо Жаня безграничную нежность, желание оберегать и любить его, но в то же время она грозила свести его с ума и делала совершенно одержимым.

Когда поцелуй закончился и их губы с трудом разъединились, охваченный этой дикой кипящей страстью Чу Ваньнин почти неосознанно открыл глаза и посмотрел вниз, туда, где их тела неистово терлись друг об друга.

Хватило одного взгляда, чтобы кожа на его голове онемела.

Впервые он так ясно видел член Мо Жаня, и это, в самом деле, оказался смертоносный клинок из плоти и крови: толстый и крепкий, исполненный мощи и угрозы. От сексуального возбуждения на огромном половом органе выступили вены, влажная и липкая от предэякулята головка ритмично и плавно скользила и терлась о живот Чу Ваньнина.

Чу Ваньнин поспешил крепко сомкнуть веки. Все его тело тряслось словно в лихорадке, в голове воцарился полный хаос.

«Как он может быть таким огромным?.. Как такое может войти в меня? Пожалуй, я даже в рот его взять не смогу, меня просто сразу же вырвет. Как можно такое…»

Ему было очень стыдно, его глаза покраснели, словно в них насыпали песок.

«Если такую штуку вставить в меня, я ведь, наверное, умру?»

Выходит, все те его порочные сны на самом деле не имеют ничего общего с реальностью. Щеки Чу Ваньнина вспыхнули от стыда. Если подумать, разве такое вообще возможно?..

Разве мог бы он сам встать на колени и выдерживать подобное жестокое вторжение? Разве мог бы по своей воле принять в себя такой член и после этого, словно охваченное похотью животное, еще и бесстыже подмахивать и стонать, умоляя трахнуть его еще жестче, сильнее и глубже?

Как можно при этом чувствовать удовольствие? Как можно от такого вторжения кончить?..

Как это возможно?!

Чем больше он об этом думал, тем более нереальным, унизительным и обидным все это ему казалось, вплоть до того, что в душе его родилось презрение к самому себе. К счастью, Мо Жань не дал ему времени на самоуничижение.

Обхватившая сразу два члена большая ладонь прекрасно знала, что нужно делать, чтобы удовлетворить их обоих.

Возбуждение постепенно нарастало, вены на шее вздулись, тело дрожало, словно в лихорадке. В конце концов, Чу Ваньнин не выдержал и стон удовольствия почти сорвался с его губ.

— Не кричи. Сквозь туман не видно лиц, но голоса хорошо слышны, — Мо Жань поспешил зажать ему рот и нос незанятой рукой.

Он так крепко зажимал ему рот, что в этом горячем тумане Чу Ваньнин оказался на грани смерти от сильнейшего приступа удушья. Его руки были все еще скованы наполовину снятым одеянием, рот жестко заткнут, а член полностью во власти Мо Жаня. Неожиданно для себя Чу Ваньнин испытал болезненное, но невероятно сильное возбуждение от ощущения собственной беспомощности.

— Ох…

Но все же это давление оказалось слишком мучительным, и очень скоро в уголках глаз у него выступили слезы.

Он был похож на погибающего журавля, когда откинувшись назад, запрокинул голову, обнажив тонкую белую шею, и беспомощно замотал головой… словно на самом деле приготовился умереть. Но Мо Жань не собирался выпускать его из своих рук