Дипломатия - Генри Киссинджер

К 1991 году демократические страны выиграли холодную войну. Но стоило им добиться, казалось бы, даже большего, чем они когда-либо могли предположить, как вновь возникли старые дебаты на тему холодной войны. Был ли Советский Союз вообще угрозой? Не растаял ли бы он под лучами солнца даже без всех усилий холодной войны? Не была ли холодная война просто выдумкой издерганных политиков, разрывавших изначальную гармонию мирового порядка?

В январе 1990 года журнал «Тайм» объявил Горбачева «Человеком десятилетия», воспользовавшись этой возможностью, чтобы опубликовать статью, раскрывающую суть этого определения. «Голуби во время Великих дебатов на протяжении последних 40 лет были с самого начала правы»[1086], — утверждает автор. Советская империя никогда не была настоящей угрозой. Американская политика либо не играла никакой роли, либо задерживала пертурбации в Советах. Политика демократических стран в течение четырех десятилетий не заслуживает какого-либо значимого доверия, даже в связи с переменами в советской внешней политике. А коль скоро ничего не было достигнуто на деле и события происходили по своей собственной воле, то из краха советской империи нельзя извлечь никаких уроков — в особенности таких, какие бы оправдывали вовлеченность Америки в создание нового мирового порядка, который был предопределен окончанием холодной войны. Американские дебаты сделали полный круг. Прозвучала старая сладкоголосая песнь американского изоляционизма — не Америка на деле выиграла холодную войну, а Советский Союз ее проиграл, и четыре десятилетия напряженных усилий оказались потрачены зря, поскольку все сработало бы так же хорошо, — а может быть, даже лучше, — если бы Америка оставила Советский Союз в покое.

Другая версия подобных же обоснований сводится к тому, что действительно имела место холодная война и что действительно она была выиграна, но победа принадлежит идее демократии, которая все равно взяла бы верх независимо от геостратегических мер вокруг конфликта между Востоком и Западом. Это также является версией эскапизма, своего рода ухода от реальности. Политическая демократия и идея свободы, безусловно, представляли собой платформу для сплочения всех диссидентов — особенно в Восточной Европе. Репрессии в отношении сторонников этой платформы становились все более и более неприятными по мере падения морального уровня правящих группировок. Но подобная деморализация была в первую очередь вызвана стагнацией системы и ростом осознания частью коммунистической элиты, — чем выше ее положение, тем больше была вероятность того, что они должны были знать истинное положение дел, — о том, что их система фактически проигрывает борьбу, которую она объявила своей конечной целью и которая велась на протяжении долгой и кровавой истории. В лучшем случае это было повторение спора о курице и яйце, то есть о причинно-следственной связи. Демократическая идея сплачивала вокруг себя оппозицию коммунизму, но не могла сама по себе до такой степени ускорить ход событий, если бы не свершился крах коммунистической внешней политики, а в конце концов и коммунистического общества.

Таким наверняка был взгляд на происходящее со стороны марксистских толкователей международных событий, которые привыкли анализировать «соотношение сил» и которым было гораздо легче раскрыть причины советского краха, чем американским наблюдателям. В 1989 году Фред Холлидей, профессор-марксист Лондонской школы экономики, сделал вывод, что баланс сил сдвинулся в пользу Америки[1087]. Холлидей рассматривал это как трагедию, но в отличие от занимающихся самобичеванием американцев, отказывающихся отдать должное своей стране и ее руководителям, он признавал, что основной сдвиг в международной политике произошел в годы президентства Рейгана. Америка до такой степени преуспела в том, чтобы превратить советскую вовлеченность в дела «третьего мира» в непосильное бремя для Советского Союза, что в главе, броско озаглавленной «Социализм в обороне», Холлидей рассматривает горбачевское «новое мышление» как попытку ослабить давление со стороны Америки.

Самое надежное свидетельство в этом плане поступило из советских источников. Начиная с 1988 года советские ученые стали признавать ответственность Советского Союза за прекращение разрядки. Показывая гораздо большее понимание сущности разрядки, чем американские критики, советские комментаторы обращали внимание на то, что разрядка являлась способом, при помощи которого Вашингтон стремился удержать Москву от покушения на существовавший тогда военно-политический статус-кво. Нарушив молчаливое взаимопонимание и стремясь к получению односторонних выгод, брежневское руководство вызвало соответствующее противодействие, проявившееся в годы президентства Рейгана, с которым, как оказалось, Советский Союз уже не был в состоянии справиться.

Одним из самых ранних и наиболее интересных «ревизионистских» комментариев такого рода стало заявление профессора Института экономики мировой социалистической системы Вячеслава Дашичева. В статье, опубликованной «Литературной газетой» 18 мая 1988 года[1088], Дашичев указал, что исторические «просчеты и некомпетентный подход брежневского руководства» объединили все другие великие мировые державы в коалицию против Советского Союза и вызвали к жизни такую гонку вооружений, которую Советский Союз уже не мог выдержать. Таким образом, следовало отказаться от традиционной советской политики держаться в стороне от мирового сообщества, пытаясь его подорвать. Дашичев писал:

«…как это представлялось Западу, советское руководство активно эксплуатировало разрядку, чтобы укреплять свою собственную военную мощь, стремиться к военному паритету с Соединенными Штатами и вообще со всеми противостоящими державами — факт, не имеющий исторического прецедента. Соединенные Штаты, парализованные катастрофой во Вьетнаме, болезненно отреагировали на расширение советского влияния в Африке, на Ближнем Востоке и в других регионах.

…Действие эффекта «обратной связи» поставило Советский Союз в исключительно трудное положение во внешнеполитическом и экономическом отношении. Ему противостояли крупнейшие державы мира — Соединенные Штаты, Англия, Франция, ФРГ, Италия, Япония, Канада и Китай. Противостояние столь значительно превосходящему потенциалу в опасной степени превышало потенциальные возможности СССР»[1089].

Те же проблемы были затронуты в речи[1090] советского министра иностранных дел Эдуарда Шеварднадзе 25 июля 1988 года на встрече в советском Министерстве иностранных дел[1091]. Он перечислил такие советские ошибки, как афганская катастрофа, спор с Китаем, длительная недооценка Европейского сообщества, дорогостоящая гонка вооружений, уход в 1983–1984 годах с переговоров в Женеве по контролю над вооружениями, советское решение в принципе размещать ракеты СС-20. Ошибочной признавалась и советская оборонительная доктрина, согласно которой СССР обязан был быть столь же сильным, как и любая направленная против него потенциальная коалиция государств. Другими словами, Шеварднадзе скептически отнесся почти ко всему, что Советский Союз совершил за 25 лет. Это явилось открытым признанием того, что политика Запада имела прямое влияние на Советский Союз, так как, если бы демократические страны не налагали санкций за авантюризм, советская политика была бы названа успешной и не нуждалась бы в переоценке.