Вся ночь - полет - Уинифред Леннокс

Ален поднял свой портфель — вес приличный. В конце концов, брат быстро заскучает дома и уедет, утешил себя Ален.

Эта мысль на самом деле ему понравилась.

— Гай, друг мой, — сказал он секретарю, который ожидал за дверью офиса. — Вес немалый, но ты поднимаешь гири каждое утро, не правда ли?

Гай вскочил с диванчика и молча взял у босса портфель. Парень даже не перекосился от тяжести. Ален засмеялся.

— Я рад, у меня крепкие сотрудники. — Он подмигнул. — Чтобы было больше таких парней, как ты, я заставлю наших кур нести супервитаминные яйца. Только прочитаю все эти бумаги сам, потом передам сотрудникам.

Гай кивнул.

— Ты почему не спросишь, что это будет за новинка? Понятно, знаешь, что я сам не удержусь, объясню. Это новое яйцо крупнее обычного. У него большой желток, яркий, точно выкрашенный желтой краской. А все почему? Потому что в корме кур витаминно-травяная мука и кукурузный глютен. В таком желтке больше витаминов, особенно Е, которые, как известно, весьма полезны мужчинам.

— Вместо виагры, да? — серьезно спросил Гай.

Секунду Ален смотрел на своего секретаря, потом лицо его расплылось в улыбке.

— Молодец. Ты сам не знаешь, какой замечательный рекламный ход подсказал мне! С меня, — он запнулся — с меня полсотни баксов! Или возьмешь яйцами? — Ален от души рассмеялся над своей шуткой. — Итак, вперед. Ты летишь сегодня, а у меня еще званый ужин. Грех пропустить.

Гай, услышав про званый ужин, понимающе склонил голову, полагая, что его босс вечером отправится в один из шикарных ресторанов или частных домов Манхэттена, где подают старые вина, деликатесы и… роскошных блондинок. По крайней мере, он сам рассчитывал когда-нибудь бывать на подобных ужинах.

Но пока этого не произошло, и он с портфелем пошел к лифту.

Машина уже ожидала Алена Ригби, это был здоровенный «форд-экскешн» черного цвета.

Катафалк какой-то, скривился Ален. Но, подойдя к машине, передумал. Сверкающая поверхность казалась уже не черной, а цвета темно-серого дыма, какой идет от костра, залитого водой.

Сердце Алена сладко дернулось — наконец-то он снова испытает то чувство, от которого всякий раз ему кажется, что жизнь выходит на новый виток.

Вообще-то это чувство не покидало его с самого начала лета, когда он поехал в Париж и прокатился оттуда в Лондон. Каждое утро, просыпаясь и не открывая глаз, он прислушивался к себе с надеждой, что ощущение радостного возбуждения, в общем-то беспричинного, все еще не оставило его.

На что он надеялся и на что рассчитывал?

Он хотел, чтобы это чувство не только сохранилось подольше, но чтобы произошло событие, предощущением которого это чувство являлось.

Дверцы машины распахнулись, и Ален увидел ее. Она сидела за рулем гордо, с прямой спиной, и улыбалась.

— Привет, дорогая. — Он наклонился и коснулся губами прохладной щеки. Он давно заметил, что щеки немолодых, если не сказать — старых, женщин всегда прохладные. — Он отпустил тебя на этой машине? — Ален вытаращил глаза.

— Ты бы, конечно, не отпустил, — хмыкнула она. — Садись. Не бойся. Этот катафалк знает сам, куда ему ехать.

— Надеюсь, он незнаком с дорогой на кладбище, — пробормотал Ален, устраиваясь рядом.

— Только после нас, — засмеялась она, расслышав бормотание. — Ты, наверное, забыл, дорогой мой мальчик, что я до сих пор чемпион по слуху.

— Неужели ты снова участвовала в этих дурацких соревнования, мама?

— С тех пор, как умер твой отец, уже дважды.

— Какой приз ты получила?

— Два паспорта.

Ален с изумлением посмотрел на мать.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что сказала. — Она улыбнулась. — У твоей матери теперь есть паспорт Мальтийского ордена и Гражданина мира.

— О, мама! Ты шутишь!

— Ничуть.

— Но это же чистой воды обман!

— Паспорт Мальтийского ордена позволяет без всякой визы въезжать в тридцать две страны. А паспорт Гражданина мира…

— Стоп! Я знаю!

— Так говори же.

— Официально паспорт Гражданина мира признают Буркина-Фасо, Эквадор, Мавритания, Замбия и Того.

— Ничего подобного, — упорствовала мать. — Его признают сто сорок стран мира.

— Ну хорошо, не буду с тобой спорить. А в следующий раз чем тебя наградят?

— Я бы не отказалась от книжки моряка, — вполне серьезно сказала Мэг Ригби. — Такая есть у Пола. Она позволила ему истоптать все возможные берега в мире.

— Послушай, а почему такой странный приз? — спросил Ален.

— Я думаю, — Мэг посмотрела в окно машины, — люди с тонким слухом могут оказаться полезными в разных местах, они могут узнать то, что недоступно другим.

Мэг повернула ключ зажигания, двигатель негромко зарокотал.

— Как Пол? В порядке?

— Он отлично. К твоему приезду запекает гуся, белолобую казарку. Ты как? Готов насладиться?

— Я не против. — Ален сказал это совершенно искренне. — Тем более что я похвастался своему секретарю, что еду на званый ужин.

— Ты не солгал ни на йоту, Ален.

Мэг встроилась в плотный поток машин, идущих в сторону Лонг-Айленда.

Ален молчал, испытывая странное чувство. Он наблюдал за матерью, которая будто и не была вовсе его матерью. Или, напротив, побыла и больше… Нет, она остается его матерью, той женщиной, благодаря которой он сейчас дышит, ходит, радуется и злится, зарабатывает деньги, суетится. Но сама она больше не его, она отдала себя мужчине, после того как предыдущий мужчина, которого она выбрала отцом для него и Алекса, ушел в мир иной.

Все чаще Ален задумывался над странными обстоятельствами выбора. Так что же, женщина выбирает мужчину, желая найти отца для своего ребенка? Или мужчина выбирает женщину для…

Для того же самого?

Да нет, для другого. Он разве собирался иметь с Салли детей? В принципе, конечно… когда-то…

Прежде всего, он выбирал Салли для собственной похоти, вот для чего. А она его? Трудно сказать, но речь о детях она никогда не заводила.

Он вдруг представил Салли с большим животом и скривился. Она была бы похожа на паука. Фу, какая гадость! — сморщился Ален.

— У тебя ноет зуб? — не поворачиваясь к нему, спросила мать.

— Нет. Нет, нисколько. Послушай, мама, а вот если бы ты встретила Пола не сейчас, а раньше… Когда…

— Когда я была молодая и красивая, а не просто красивая? Ты об этом хочешь спросить? — Она засмеялась своей привычной шутке.

Сын отозвался, потому что матери очень шла эта шутка. Ее невозможно было назвать немолодой. А красивой она была всегда.