Академия Малхэм Мур. Мой сводный враг - Мию Логинова

16.1

– Лорд Мортимер? – Заглушив авто, я помог Люке выйти из салона. Машина с низкой посадкой, а у моего пассажира всё же ценный груз. Она так и не отдала щенка, совершенно, конечно, не готовая доверить нечто ценное. Ничего удивительного. Так и должно быть. Разве не этого я изначально добивался? Чтобы она ненавидела меня, отца и наш дом, чтобы проела своей матери мозги и обе вернулись в свою домортимеровскую жизнь.

Гревье так бережно несёт пса, будто это её давно любимый питомец, а не только что подобранный невесть где найдёныш.

Окна в светлом, но старой постройки помещении смотрят на полупустую вечернюю улицу чёрными глазницами. Клиника Ньюмана находится на окраине города, потому что сам доктор предпочитает тишину и уединение. Когда мне было лет пять, они переехали в этот двухэтажный домик недалеко от лесной зоны.

– Буду ближе к животным, – так он отшутился на учтивый вопрос мамы. Его собственная жена, пухленькая, напоминавшая мне булочницу, только посмеялась. Переезд из престижного района в глушь её, кажется, весьма порадовал.

Ветеринар встречает нас на пороге входной группы.

– Мисс. – Он вежливо кивает Люке, не задавая, конечно, лишних вопросов, кто это и почему. – Кто у нас здесь?

– Вот, нашла его на улице сегодня, он дышит, но не скулит даже. – Голос кажется расстроенным, доктор хмурится и, приняв вместе с пиджаком щенка, кивает головой, предлагая идти за ним следом.

– Подождите здесь. – Загоревшийся от его щелчка свет проявляет, как на плёночной фотографии, сдержанный, но чистый интерьер клиники: пара кресел, кожаный диван, какие обычно ставят в кабинетах, журнальный столик, кулер с водой и стаканчиками. В углу какое-то высокое растение, похожее на карликовое дерево.

Люка хочет пойти следом за Ньюманом, но тот качает головой.

– Джек работает без свидетелей, – поясняю я, когда дверь в смотровую закрывается с тихим щелчком. – Никогда не пускал в кабинет хозяев своих пациентов. Говорит, это нервирует и отвлекает. Присядь.

Вместо вполне ожидаемого протеста Гревье послушно садится в кресло, на самый край, как сделала бы вышколенная годами леди. Сдвинув колени вместе, укладывает поверх сцепленные руки и этим жестом напомнила мне маму, которая тоже всегда вот так, напряжённо ждала окончания осмотра. Она доверяла Ньюману не меньше, чем отцу. А уж отец для неё был первым после бога. И всё равно каждый раз нервничала. Добрая и открытая, слишком мягкая и какая-то воздушная, она не умела отгораживаться от людей и всё принимала близко к сердцу. Люка в этом так на неё похожа. Ещё одна причина, почему нам не следует проводить время вместе. Гревье следует ненавидеть наш дом, а моя задача – дать достаточно поводов для ненависти. Будем считать сегодня короткой передышкой в запланированной войне. Послезавтра вернёмся в Мур, и всё снова будет, как должно.

– Лапу ему вылечить не удастся. – Выйдя из комнаты, доктор качает головой. – Но он будет жить на трёх ногах. Если, конечно, вы решите, что он должен жить. – В тоне Джека звучит вопрос. Объяснимо: многие и людей не готовы себе на плечи взвалить, а тут пёс. Кому нужен питомец-калека? Ладно бы уже успели привязаться, а тут… Люка же сразу обрисовала ситуацию: только что нашли на обочине.

– Конечно, Джек. Вопрос даже не стоит. – До того, как Гревье успела рот раскрыть, твёрдо произношу я. Ветеринар чуть заметно улыбается.

– Почему-то я не сомневался, Эйдан. Ваша мама бы вами гордилась, сэр. – От упоминания о матери в душе ворочается кусачий холод. Сжав челюсти, отрывисто киваю, пряча руки в карманы полуклассических брюк-хулиганов. – Пусть останется на сегодня у нас в клинике. Завтра заезжайте к вечеру, если всё пойдёт хорошо, то можно будет забирать.

– Мы в понедельник возвращаемся в Мур, доктор.

– Ах, ну да… Что ж… Можете оставить пса под наблюдением на неделю, а заберёте в субботу. К тому времени он должен окрепнуть, уже не будет нуждаться в постоянном присмотре и таком тщательном уходе. Сможете оставлять его с прислугой, сэр.

– Благодарю, Джек, что согласились принять нас в нерабочее время. Вопрос оказался срочный, так что…

– Я всё понимаю, Эйдан. Хорошо, что вы приехали. Очень своевременно.

Распрощавшись с доктором, мы вновь оказываемся в машине. Теперь уже вдвоём.

– Спасибо, – не глядя на меня, снова роняет Люка.

– Я же говорил: это не для тебя, а для щенка.

– Ох, да, конечно! – В порыве она всплёскивает руками, но тут же, сжав кулаки на коленях, с обидой и плохо скрываемым возмущением добавляет: – Собаки тебе важнее людей?

– Всё верно, Люка. Намного важнее. Не забывай этого.

Глава 17

На обратном пути тревога о собаке отступает, давая место чёрно-серым, тяжёлым мыслям о совершенно другом событии, что всколыхнуло высший свет Британии и коснулось даже наших с мамой судеб. Смерть Иветт Мортимер. Мысли о матери Эйдана густым туманом обволакивают сознание, оседают стылым холодом. На повторе то и дело прокручиваются слова Латимера:

– Дело давно поросло десятилетней пылью. Его, конечно, замяли, но слухи ходили разные. В особняке Мортимеров, прямо в кабинете хозяина случился внезапный магический взрыв. Миссис Мортимер находилась там вместе с супругом, но он, удивительно, – лицо Макса выражало крайнюю степень сарказма, – выжил, а вот хозяйку дома хоронили в закрытом гробу. Говорят, после взрыва остались только детали… Всё это выглядит, будто старина Мортимер баловался запрещёнными кристаллическими экспериментами, и что-то пошло не так. Никто ничего не пытался расследовать и доказывать, но это всё очень подозрительно. Я бы, на твоём месте, не доверял этой семейке, Люка. Можешь мне не верить, но будь осторожнее, очень тебя прошу.

Хочется спросить Эйдана, правда ли то, о чём сказал Макс, но понимаю, что ответа не получу. Уж слишком остро он реагирует на всё, что связано с его матерью. Хотя теперь вполне объяснима и та стычка за столом, в первый наш общий ужин, да и вообще отношение ко мне и маме. Мы для него захватчицы, охотницы за честным именем и благополучием семьи. Собственную мать он, конечно же, возвёл на пьедестал. Немудрено… Сколько ему тогда было? Пять или семь? Хотя дело ведь не в возрасте даже, не важно, когда теряешь близких, это всегда до одури больно. Не представляю, если бы моей мамы не стало, а уж тем более если бы к её смерти был причастен другой, не менее важный человек. Странное чувство касается груди, немного колючее и резкое. Украдкой бросаю взгляд в сторону Эйдана, ловя ответный цепкий взгляд, что сканирует моё лицо,