Академия Малхэм Мур. Мой сводный враг - Мию Логинова

– Ты что-то говорил про выгодный брак…

– Да, у семьи Эбигейл есть рудники с важными минералами, но их особенность такова, что подарить или забрать за долги нельзя. Переходят только по наследству, по праву крови. Кроме того, Эбби была красива, прекрасно воспитана и стала бы отличной леди Латимер.

– Но она очень не хотела ею быть. Настолько, что утопилась с горя? – Звучит донельзя цинично, услышать подобное из уст Гревье – настоящая неожиданность, хочется тут же протянуть ей платок, чтобы отёрла рот от осквернивших её слов.

– Какая догадливая, – хмыкнув, я размахиваюсь и бросаю камень в воду. Тот с печальным бульком уходит на дно. – Вот так. Бульк и всё.

Гревье широко распахивает глаза от холода и сарказма в тоне. Не ожидала?

– Это подло!

– То есть раздвигать ноги перед кем-то, будучи одной ногой замужем, не подло, а отказать в помолвке – непростительно?

Интересные, конечно, мерила справедливости в мире.

– Мог бы просто её отпустить. Неужели какие-то там рудники важнее жизни человека? Ты знал, что она что-то сделает, да? – Глаза её округляются, потом сощуриваются в ужасной догадке. – Зачем пачкать руки, если она сама прекрасно справится с возмездием?

– Я своим не делюсь.

– А если бы она оказалась более устойчивой психически, и дело дошло до свадьбы?

– Я бы отказался от неё прилюдно. Шлюхам не место в нашем роду, хочу быть уверен, что наследником фамилии не станет нагулянный невесть от кого мальчишка.

– Ты правда думаешь, что после этой истории я захочу иметь с тобой что-то общее, Макс? – Поспешно поднявшись, явно в желании быть от меня подальше, Люка отряхивает руки друг о друга, хоть они и не испачканы. – Отвези меня назад.

– Ты ведь так хотела правду, Люка. – Поднявшись, принимаюсь собирать плед и остатки неудачного пикника. – Разве честность – недостаточное доказательство того, как сильно я заинтересован в отношении тебя?

– А вдруг я тоже шлюха? Вынудишь меня шагнуть с крыши? Или станешь испытывать на мне какие-то запрещённые кристаллы?

– Для этого у тебя есть Мортимеры. Я с тобой по крайней мере честен. Или, может, ты знаешь, как умерла мать Эйдана?

Глава 16

Дан

– Где ты была? – Как будто я не знаю, где. Вернее, где как раз и не знаю, зато в курсе, с кем. Латимер закусил удила и теперь весь изойдётся, но получит обещанные сведения о собственности своей обожаемой прапра.

За окном уже темнеет, густые сумерки накрыли сад у дома, из открытых окон в гостиную на первом этаже пробирается аромат осени. Какой-то особенный запах увядания, гнили и тоски. С привкусом дождя и скорби. Ненавижу осень. И тишину пустого дома. Я как раз собирался поехать в город, но столкнулся в дверях с вернувшейся со свидания Гревье. Опять под горячую руку. Это просто талант, не иначе.

– Тебя это разве касается? – Люка выглядит подозрительно. Расстроенная, взвинченная, прижимает к себе скомканный пиджак, точно так же, как хваталась за сорванную мной недавно юбку, глаза бегают туда-сюда, явно в панике.

– Он тебя обидел? – Неприятная догадка заставляет сделать шаг ей навстречу. Это, конечно, не даст ответов, но Гревье плохо умеет скрывать, что на уме. Особенно, когда вот так в лоб спрашивать и не было времени подготовиться и продумать ответы.

– Как будто тебе не плевать, – отвечает отрешённо, совершенно невпопад, поспешно увеличивая дистанцию между нами, пятится к стене, то ли защищаясь, то ли собираясь бежать.

– Это не ответ! – Где-то я просчитался? Не может быть… Да нет, Макс не будет так рисковать. Ведь именно в этом весь смысл. Он очень хочет заполучить бабкину реликвию, а чтобы заполучить её, надо заполучить Люку. По доброй воле. Значит, очаровать, быть галантным, вежливым и внимательным. В лучших традициях услужливых Латимеров. Эти змеи всегда умели втереться в доверие, как в самом деле гипнотизируют.

Комок в руках Гревье шевелится и стонет. Вот тебе и непонятная тряпка.

– Что там у тебя? – Люка сильнее прижимает к себе контрабанду, защищая от меня, как дикая кошка слепой приплод. – Показывай. Я же всё равно узнаю.

Бросив на меня злой, полный ненависти взгляд, Гревье бережно распутывает свёрток. На сложенной в локте руке лежит непонятной породы пёс. Маленький, грязный, лапа свисает плетью.

– Он лежал у ворот… – Протягиваю руку, но Люка ближе прижимает щенка к себе. – Так и знай, я не дам его выкинуть!

– Я предлагал разве? – В хмуром взгляде что-то меняется. Неверие, ожидание подвоха, надежда.

– Правда?

– Идём. – Вздохнув, киваю на дверь.

– Ты обещал его не выкидывать! Опять издеваешься, да? Тебе удовольствие доставляет?! Почему ты такой чёрствый?! У тебя что, сердца нет? Сгнило? Или тебе вырвали? – В глазах её блестят слёзы. Прижав к груди свой едва живой комок надежды, Люка кусает губы, как обиженный старшеклассником ребенок.

– Сгнило. Как точно подмечено. – Хмыкнув, оглядываю её, остановившись на поглаживающих грязную шерсть руках, вздыхаю. – Вообще-то, я собирался отвезти вас двоих к ветеринару. Ты идёшь?

Выхожу первым, не оглядываясь. Я предлагал. Упрашивать не собираюсь. Гревье медлит, но, сделав семь шагов, слышу, как шелестит под её ногами гравий тропинки, ведущей к кованым воротам особняка. Открываю дверь рядом с водителем.

Красные глаза, растёртые по щекам, не высохшие ещё слёзы, тёмные брови тянутся вверх.

Что? Тоже, представь, не лишён воспитания. Или ты думаешь, только Латимер такой весь правильный и галантный?

– Спасибо, – тихо, почти неслышно, на выдохе оседает между нами в наполненном молчанием салоне.

– Это не для тебя. Для щенка.

– Ничего себе! – В голосе сарказм.

– Вообще-то, я люблю животных. – Оборачиваюсь, отвлекаясь от дороги.

– А как же гнилое сердце?

Пожав плечами, возвращаю всё внимание на дорогу. Это опасная тема, лучше не продолжать.

– Почему он не скулит и вообще никак не реагирует? – Поняв, что прошлая тема закрыта, Люка, хмурясь, склоняется над своим найдёнышем. – Ему ведь больно?

– Понятия не имею, я не ветеринар.

– Клиники уже закрыты… Где ты собираешься искать врача?

– Деньги открывают любые двери, Люка. В любое время дня и ночи.

Доктор Ньюман следил за здоровьем наших животных столько, сколько себя помню. Мама любила собак. Две огромные лайки жили в доме при ней. Обе подохли с тоски, когда мама от нас ушла. Могу их понять, чего уж. Правда, когда они сдохли, думал, что сам бы тоже с радостью последовал их примеру. Казалось, что потерял последнюю связь с ней связь. Потому и не стал больше заводить живность. Не хочу ни к кому привязываться и никого терять.