Пять минут между жизнью и смертью - Галина Владимировна Романова

– Я чего нервничаю?! – рассвирепела Александра, откидываясь на спинку скамейки. – Я чего?! А ты что, спокойна? Совершенно спокойна?

– А чего мне нервничать?

– А почему нет?

Они смотрели друг на друга сердито и без прежней симпатии.

Александра ревниво оглядывала новый наряд и новое украшение бывшей соперницы, надеясь отыскать какой-нибудь изъян в складке. Не находила и злилась пуще прежнего.

Наталья смотрела на нее со строгой снисходительностью, совсем не понимая, чего это Александра вырядилась в толстую нелепую кофту, когда на улице плюс двадцать пять. Да еще кутается в нее, будто ее озноб бьет. Может, у нее руки в синяках, а? Может, этот, который сделал ей предложение и не дождался ответа, побил ее за то, что она медлит?

– Ты просто ничего не хочешь понять, – произнесла Александра со вздохом, нехотя признавая, что Наталья выглядит потрясающе и безупречно, правда, совсем не к месту. – Это очень опасно!

– Что опасно, Саша? – Наталья осторожно присела на краешек скамейки, поморщилась. Поерзала, пристраивая попку поудобнее на жестких досках. – Мы-то тут при чем?! У меня лично нет причин для волнения. И я не понимаю, чего ты нервничаешь. Наоборот, все складывается весьма удачно. Прямо все нам на руку.

– Вот именно! – взвизгнула Александра.

Воспоминание об их нелепой договоренности насчет Сетина снова вывело ее из себя. И зачем она только рот открывала тогда в кафе, когда они все втроем еще встречались, и потом в ресторане, когда их было уже двое.

– Что «вот именно»?

– Вот именно, что это нам на руку! Это-то и опасно!

– Почему? – Наташа невинно улыбалась, покручивая на пальчике колечко с камешком, тоже, кажется, новое приобретение.

– Потому что так же может думать кто-то еще!

– Кто? Кто может так думать, милая? – Улыбка ее сделалась еще более снисходительной. – Никто ничего не знает. Да и затея смешная, если разобраться. Машка озвучила желание Сетина. Мы вместе подумали, как из всего этого получить выгоду.

– Вместе? – зашипела Александра и тут же замахала указательным пальцем перед Наташиным носом. – Ну уж нет, милая! Никаких «вместе»! Каждый сам за себя, поняла?! Машка допилась и с горя придумала такую чепуху. Ты ей поверила.

– Ты тоже, – спокойно парировала Наташа. – И даже родить готова была Сетину.

– И что с того?! И родила бы, если бы всего этого не произошло!

– А что тебе, собственно говоря, не нравится? Валерия исчезла. Сетин один теперь. Машка, как возможная соперница, тоже устранена. Я с тобой за него соревноваться не стану. Что тебе не нравится? Особенно теперь, когда перед тобой все двери открыты?

И Наташа посмотрела на нее так, что Александре сделалось по-настоящему страшно.

Взгляд был пугающе пустым. Ни намека на мысль или чувство, просто пусто в глазах, как в глубокой проруби. Пусто и холодно.

А она ведь запросто могла! Боже мой, конечно, могла!

Могла устранить Валерию, чтобы та не путалась у них под ногами и не мешала ускорению процесса. Могла пристрелить Машку, чтобы та не мнила о себе бог знает что. Разозлилась ведь наверняка, узнав, что Сетин дал Машке ключи от квартиры своей ненаглядной женушки. Она все всегда узнавала из каких-то своих информационных источников. Одной из первых узнавала, между прочим. И тут, вероятно, узнала про сетинский жест доброй воли.

Как это понимать, пожалел ее или что? Или Машка сумела подластиться к бывшему мужу, разжалобить его и навострить лыжи в его койку? Разозлилась Наташа – и бац, бац из пистолета прямо Машке в физиономию. И теперь у них путь свободен. А она, Саша, артачится. И снова Наташе приходится злиться. Потому и смотрит она сейчас на нее, как ведьма.

И еще кофта ей Сашина не понравилась. Сильно не понравилась. Она несколько раз носик морщила, когда рукава рассматривала. А чего не нравится-то? Кофта пускай и не новая, но дорогая очень. Может, жарковато в ней, не по погоде вязка и воротник громоздкий, так причина объективная была у Саши надеть ее сегодня утром.

Планировала блузкой обойтись, выгладила с вечера. А утром на шее синяк обнаружился. Тот, кто его ей над ключицей пристроил, тут же по башке получил, а ей вот пришлось поверх блузки кофту надевать. Рыться в шкафу в поисках чего-то еще, потом гладить, переодеваться не было ни сил, ни желания. Все эти пляски с утюгом у гладильной доски до сих пор вводили ее в уныние. Раньше мама делала это за нее, потом прислуга в доме мужа, а теперь…

– Итак, ты должна взять себя в руки и перестать делать такие огромные глаза, когда начинаешь говорить со мной о Виталике. Не дай бог, услышит кто-нибудь, моментально растреплет по городу. Нам еще сплетен не хватало, что мы с тобой бывшему мужу кости моем.

– Кто услышит-то?

Александра подняла повыше воротник кофты, а взгляд Наташи вдруг сделался любопытным и направлен был как раз в то самое место, где на шее Саши прятался синяк.

– Не знаю, как ты, а я человек публичный, – напомнила Наташа с важностью. – На меня до сих пор обращают внимание и ловят каждое слово, оброненное мною даже случайно. Так что сложить два и два не будет трудно, если услышат его имя из наших уст, да еще твою реакцию понаблюдают. Кругом глаза и уши, Саша, нельзя быть такой наивной!

Господи, какая же она дура!

Ей вдруг сделалось противно до гадливости. Захотелось встать и уйти подальше от этой напыщенной расфуфыренной куклы, считавшей себя публичным человеком. Сплетничать они не имеют права на людях о своем бывшем муже, скажите какие церемонии! А делить его могут, да? Делить, как… шкуру неубитого медведя, тьфу-тьфу.

Какая глупость! Неужели она и впрямь серьезно все это воспринимает? И что Сетин, не успев опомниться от бегства Валерии, тут же кинется к кому-то из них в объятия?

– Раньше так и было, дорогая! – вдруг вставила Наташа, безошибочно угадав ее мысли. Или она вслух все это произнесла? – Он именно так и поступал. Не успев опомниться от одной из нас, тут же тащил к себе в дом другую. Он мог себе позволить такую блажь. Некоторые на курорты прибывают с дюжиной красоток, номера на пятерых снимают и спят все вместе в одной койке. И дома у них на сектора разбиты, и в каждом секторе, как в гареме, по бабе, а то и по две. А Сетин вот наш привык жениться, что с того? Это деньги, милая, позволяют им так капризничать. Очень большие деньги! А там, где большие деньги, всегда безнравственно. Назови мне хоть одного не выпачканного среди этих сытых и богатых, а? Назови! То-то же, нету их там. Да дело даже не в этом, Сашенька.

– А в чем? – И Александра, заразившись ее осторожностью, принялась озираться по сторонам, а ну как и правда за ними наблюдают.

– Мы, женщины, для них всего лишь товар. У них не брак, у них сделка! И ты, и я, и Машка, и Валерия эта хренова были всего лишь частью этой сделки. Мы не были любимыми женщинами, Сашенька. Мы были частью сделки. И все! Вспомни, с какой тщательностью составлялись и прорабатывались его адвокатами брачные контракты! Ты вспомни! Мы же там совершенно бесправными упоминались в этих пунктах. У нас там было одно-единственное право – не роптать! Ты позволила себе, тебя за ворота. Я позволила рот открыть – меня. Чего ты мучаешься-то теперь, не пойму? Теперь, когда мы с тобой можем во всем этом поучаствовать? Теперь, когда мы с тобой опытны, умны, а не наивны и не влюблены, теперь, когда мы сильны и защищены от боли, грех не поучаствовать, милая.