Коричневые башмаки с набережной Вольтера - Клод Изнер

– Good by, sir[67], меня ждет жених.

Виноторговец разочарованно посмотрел ей вслед.

Кэндзи под руку с Джиной сделал несколько шагов по перрону. Вокруг бурлила толпа, все так и норовили наступить на ногу ближнему. Топали и деликатно прокладывали себе дорогу лакированные туфли с круглыми и квадратными мысками, замшевые ботинки, сапоги смотрителей, грубые башмаки носильщиков… Каблуки и подошвы всех размеров и мастей кружились в хаотичном балете, замирали, топтались на месте и снова устремлялись каждый к своей цели.

Коричневые башмаки спустились по лестнице, ведущей в подвальное помещение. Открылась массивная дверь. Руки в перчатках поставили свечу на верстак, подняли крышку чемодана, достали оттуда большой круглый предмет, завернутый в тряпки, и переложили его в корзину. Как все запуталось! Хочешь сделать нечто простое и совершенно необходимое – и тут же возникает еще десяток мелких дел, тоже необходимых и вроде бы простых, но ввиду своего количества ужасно осложняющих ситуацию… Надо расставить приоритеты, время не ждет. Первейшая задача – избавиться от этой головы нынешней ночью. В остальном план выверен и отшлифован, отныне мистификация будет набирать обороты.

У чесальщицы, работавшей со своими товарками под мостом Карузель, некто похитил три желтых воздушных шарика, наполненных гелием. Это вызвало маленький миленький скандальчик – владелица шариков набросилась с обвинениями в краже на глупую болтушку Аспазию Бутефас, старую деву, страшно завидующую тем, у кого есть детки.

Под сводом Королевского моста метровый участок стены с отвалившейся облицовкой был оборудован строительными мостками. Под ними, скрытый от взглядов, сидел на корточках некто в плаще с капюшоном и производил некие действия с круглым предметом, засунутым в авоську. В итоге авоська была привязана к трем красным бечевкам, на которых покачивались надутые гелием воздушные шары. Некто вылез из-под мостков, запрятал авоську с драгоценным грузом под кучу пустых мешков, закидал ее сверху строительным мусором, натянул по мешку на каждый шарик и поспешно удалился.

Когда сумерки изгнали с набережной банду чесальщиц, разделившуюся на два враждующих лагеря – приспешниц Аспазии Бутефас и сторонниц Ангелы Фруэн (в точности как французское общество, расколовшееся на тех, кто ратовал за капитана Дрейфуса, и тех, кто поддерживал армию и правительство), воздушные шарики получили свободу. Минутку они поколебались, не зная, что с ней делать, потом их подхватил порыв ветра, и, увлекая за собой груз в авоське, они стали подниматься все выше и выше в небо. Желтая гроздь покружила над Сеной, прошла наискосок над Лувром и взяла курс на сад Тюильри. Что произойдет дальше – не так уж важно. Может, они зацепятся за макушки деревьев или за каминную трубу на крыше какого-нибудь здания с улицы Риволи. Главное, рано или поздно их найдут.

Коричневые башмаки вернулись на набережную Вольтера, прошагали по Новому мосту и сбежали по ступенькам на мыс острова Сите.

А воздушные шарики продолжали полет. Под ними, раскачиваясь на ветру, вытаращенными остекленевшими глазами взирала на ничего не подозревающий Париж мертвая голова. От площади Согласия вдаль устремлялась каменная стрела-дорога, переходящая в бесконечную авеню; по обеим сторонам ее стояли деревья, среди которых прятались особняки. Пульсировала цепочка фонарей, ведущих к Триумфальной арке. Внизу словно рассыпали сундучок с игрушками – крытые серым шифером домики, миниатюрные экипажи, запряженные крохотными лошадками, казались кукольными. Огромный детский конструктор: Терн, Батиньоль, Монмартр.

Холодное дыхание ветра отнесло погребальный аэростат к бескрайнему массиву деревьев, медленно тонувшему в сумерках. Пройдет еще двенадцать часов, прежде чем парочка сорок, обитательниц Булонского леса, отыщет в зарослях желтую сдувающуюся гроздь, которой предстоит провести в плену чащобы еще четыре долгие ночи и три долгих дня.

Вечер того же дня

Таша никогда не питала пристрастия к элегантным нарядам, а после рождения дочери и вовсе стала носить только просторные, бесформенные, зато удобные платья. Виктору это отчаянно не нравилось, он упрекал жену и постоянно напоминал, что от ее внешнего вида зависит успех в работе – ведь ей приходится писать портреты дам и господ из высшего света, людей, чертовски озабоченных условностями и внешними приличиями. «Виктор, бедняжка, по-моему, ты стареешь – начал обуржуазиваться! – смеялась Таша. – Неотъемлемое право и привилегия художника – одеваться так, как он хочет!»

В этот вечер, однако, по случаю дня рождения Жозефа она надела модную бирюзовую блузку и светло-желтую кашемировую юбку с плиссированным поясом. Побрызгалась духами «Росный ладан», убрала длинную косу под шиньон, однако осталась верна своей любви к шляпке с маргаритками.

– Я иду в квартиру, одевайся быстрее, – бросила она, выходя из мастерской.

Виктор накинул белую сорочку, отложил помятый костюм и надел свежеотглаженный. Замечание Таша о том, что он стареет, не давало ему покоя. Он осмотрел себя в большом зеркале и подровнял ножницами усы. Смочил расческу водой и обнаружил несколько седых волос на висках. Осторожно вырвав их, еще раз внимательно изучил свое отражение, повертелся, принял пару картинных поз… Скоро ему исполнится тридцать восемь. Несколько мимических морщинок на лице, зато брюшко еще не появилось. Неужели он и правда обуржуазивается? Неужто с годами станет конформистом?.. Часами в голове Виктора вертелись навязчивые мысли, он пытался придумать для самого себя слова утешения, которые могли бы вывести его из угнетенного состояния, но мысли возвращались. Тогда ему казалось, что он теряет контроль над сознанием и жизнью, становится безвольным свидетелем собственных поступков. Что это – усталость, страх перед будущим, боязнь перемен? Взять себя в руки и действовать – вот ответ на все метафизические вопросы. Раствориться в настоящем.

Он принялся завязывать галстук-«бабочку», и мало-помалу окружающий мир опять исчез, перед глазами возникли прежние видения: труп Филомены Лакарель с проломленной головой, лежащий на кафельном полу кухни, превратился в безголовый труп мужчины в ящике из-под книг Фюльбера Ботье. Казалось, вечность минула, прежде чем Виктор снова обрел контакт с действительностью. В желудке возникла неприятная пустота. Он поправил галстук-«бабочку», побрызгал в лицо холодной водой и пошел в жилые комнаты.

При виде Таша, склонившейся над колыбелькой, на душе сделалось легче. Потом он увидел детскую коляску, в которой махал ручками сын Жозефа, а в следующий миг его колени обхватили маленькие, но крепкие лапки Дафнэ. Айрис привела детей на улицу Фонтэн, чтобы Мелия присмотрела нынешним вечером за всем выводком семейства Легри – Пиньо, пока взрослые веселятся. Теперь оставалось только дождаться Мелию, которая почему-то запаздывала.

Таша спасла мужа из плена племянницы и протянула ему перчатки. Ей достаточно было одного взгляда, чтобы понять: Виктор чем-то обеспокоен.