Дети Робинзона Крузо - Роман Канушкин

И сейчас, просматривая новый каталог по живописи, Дмитрий Олегович искал. Уже некоторое время, подчиняясь еле уловимому чутью, искал нечто очень важное. Символ, эмблему своего универсума, знак местоположения в этом, оказалось, что неожиданно меняющемся космосе, которые он обязан будет не просто узнать, а правильно прочесть. Потому что тогда...

Дмитрий Олегович не знал, что «тогда».

Честно говоря, его не интересовали ни маринисты вообще, ни Айвазовский в частности. Хотя крупный русский художник весьма котировался на рынке как прекрасное вложение средств, все эти пенные седые вихры волн или лунные дорожки на притихшей морской глади оставляли директора равнодушным. Его связь с морем

(с водой?) была на уровне курортника, предпочитающего мятный вкус ледяного мохито в тени бассейна зову древнего Океаноса. Его не интересовал Айвазовский, но... Почему-то Дмитрий Олегович искал полотно кисти этого художника; он должен... должен добраться до него, прежде чем... Что? Произойдет что?!

Этого директор тоже не знал. Он бережно перевернул очередную страницу и нахмурил брови. Его сердце застучало чаще: штормовые волны неведомого моря бились о скалы неведомого берега. Очень похоже. Дмитрий Олегович всматривался в глянец изображения и вместо привычного запаха свежей типографской краски улавливал что-то совсем иное, но... Нет, не совсем то. Чего-то не хватает. Похоже, но не то, что он ищет. Вот и сердце уже бьется ровно, и ласковая улыбка появилась на губах: Юленька принимает ванну, плещется и чего-то мурлычет себе под нос. Юленька, душа моя, обожает подолгу торчать в ванной комнате, а ведь, бывало, они закатывались туда вдвоем, да с бутылочкой холодного шампанского...

Дмитрий Олегович поднял голову и настороженно прислушался. Только сейчас до директора дошло, что слух его подводит — эти привычные милые звуки просто не могут существовать в реальности, потому что в ванной комнате, где много темно-зеленого мрамора и красного дерева, которую директор, по контрасту с царившей в ней роскошью, прозвал «помывочной», никого не может быть. Все это действительно очень мило, только дело в том, что Юленьки, увы, давно уже нет в его доме. Их роман увядает. И этот плеск, капающая вода и приглушенный, хоть и весьма живенький голосок, могли лишь померещиться по привычке.

Дмитрий Олегович отложил каталог в сторону: в доме было тихо, совсем тихо. Он находится здесь в полном одиночестве. Только странной показалась Дмитрию Олеговичу эта тишина. Слишком уж густая и вязкая, слишком нарочитая, словно нечто вдруг затаилось в ней и теперь прислушивается.

— Кто здесь? — директор вздрогнул, собственный голос показался ему сухим, треснувшим. Холодная волна поднялась по спине, будто кто-то коснулся ее ледяным металлическим валиком.

Он какое-то время послушал тишину. Костяшками пальцев отбил барабанную дробь по столу, усмехнулся. Все это полная ерунда! Не было никакой капающей воды, оживленных голосов и уж тем более нарочито густой тишины. Вот знакомое «тик-так» маятника напольных часов и звуки ночного города за окнами.

Директор извлек из кармана халата платок, промокнул выступившую на лбу испарину. Да, он изрядно переутомился, честно говоря, было от чего.

Дмитрий Олегович придвинул к себе каталог и снова углубился в поиск. Он уже успел пролистать несколько страниц, пытаясь не отвлекаться на посторонние шумы и острое, назойливое ощущение, что он в квартире не один, когда совершенно отчетливо услышал: кап-кап-кап.

V.

В ванной комнате, конечно же, никого не было. Все краны оказались плотно закрытыми. На подогреваемом полу «помывочной», как и следовало ожидать, директор не обнаружил ни капли влаги. Дмитрий Олегович посмотрел на свое отражение в большом, обрамленном матовым стеклом зеркале над умывальником. Двойник выглядел так себе, да и седых волос за это время прибавилось. Лже-Дмитрий куда-то подевался. Как ни странно, директор впервые пожалел об этом, тут же упрекнув себя и напомнив, что никакие «лже» на самом деле не существуют. Он еще постоял, слушая тишину, но тишина была обычной, не казалась пугающей. Директор вздохнул. Свои уютные домашние тапочки он скинул у двери «помывочной» и сейчас босыми ступнями ощущал приятное тепло.

Нет здесь никого.

Огромная угловая ванна была облицована темно-зеленым, а штора душа выполнена из того же матового стекла. Этот итальянский мрамор и красное дерево, переделанные под ванную часть коридора и «темная» комната влетели директору в копеечку. Но дело того стоило. Ничто в жизни Дмитрия Олеговича не давало оснований повторить вслед за древними: «он не смог сделать красиво и сделал богато». Во всем чувствовался безупречный вкус.

И что?

(А то, что наступают моменты, когда все это не поможет. Ни безупречный вкус, ни положение в обществе, ни гордость собой, ни собранные богатства больше не помогут. Ты останешься один на один с...)

Директор тыльной стороной ладони отер лоб — снова испарина. Когда Дмитрий Олегович только вошел в «помывочную», штора ванной была открыта. Собственно говоря, она была открыта и сейчас. Но там, в зеркале...

Теперь уже по лбу скатилась крупная капля холодного пота. Директор не стал ее смахивать. Он лишь почувствовал, какими неподвижными и тяжелыми сделались его руки. Что-то он увидел там,

(в зеркале?)

в ванной. Что, кроме... закрытой шторки? Что могло издавать этот еле уловимый сладковатый запах сырости или... запах гниения?

Вжав голову в плечи, директор начал беспомощно оборачиваться к зеркалу, обрамленному матовым стеклом. Сердце бешено колотилось, отзываясь гулкими ударами в ушах; казалось, еще чуть-чуть, и оно вырвется из груди.

кап-кап-кап

Кто-то был там (в зеркале?). Кто-то, о ком знает Лже-Дмитрий, деликатно прикрыл шторку ванной, чтобы не беспокоить хозяина своими несколько необычными водными процедурами. Все правильно — вот откуда этот плеск. Но если он вздумает шторку открыть, чтобы, к примеру, отбросив церемонии, познакомиться с вновь прибывшим директором...

Дмитрий Олегович резко развернулся (ледяное лицо ужаса сейчас взглянет на него своими металлическими глазами) и уставился на ванну. И никого не успел там застать. Шторка, конечно же, была открытой, ванна — сухой, в воздухе плыл запах чистоты и модного дезинфицирующего средства.

Господи, какая глупость: он позволил управлять собой каким-то детским страхам! Он в буквальном смысле ощутил вкус кошмара, застрявшего в горле прелым комком.

Нет там никого. Директор постоял немного, слегка покачиваясь из стороны в сторону. К тому же с этого ракурса ванна в зеркале была не видна.

И пусть все так и остается. А ему надо отсюда идти, дел еще полно.

Дмитрий Олегович так и поступил, он направился к двери; сейчас останется лишь повернуть золоченую ручку... Но в тот момент, когда пальцы директора сомкнулись на дверной ручке, снова раздался плеск за спиной. Директор вздрогнул, — вот и он, ледяной металлический валик, — но оборачиваться не стал. Странная усмешка начала растягивать его губы. Дмитрий Олегович вышел из ванной комнаты и аккуратно затворил за собой дверь — пустое это все. Кто-то хотел с ним познакомиться, но теперь, разочарованный бегством директора, вынужден вернуться к своим не вполне традиционным водным процедурам. И пусть все так и остается. Потому что это все пустое. Вздорные мысли.