Тридцать один. Огневик - Роман Борисович Смеклоф

обглоданный, план-то сработал, – уважительно крякнул он. – Не верил в архивариуса этого. Зря видать! Идёмте в кабинет.

Я приплясывал вслед за всеми, еле сдерживаясь, чтобы не заскакать. Я победил поборника и сбежал из тюрьмы. Теперь у меня свой собственный корабль и куча империков. Я потряс головой, но чёрная шхуна не исчезла. Всё по-настоящему. Закрыв дверь дядиных покоев, я настороженно всмотрелся в витраж. По цветущему полю кружилась счастливая пара. Ярко светило солнце, и пусть я не мог разобрать лиц, но всё равно верил, что это мы с Ириной.

– Шабаш мне вместо дня рождения! – загоготал Чича. – Думал, загребут вас! Но счастливая звезда не подвела!

Я попытался ответить, но запнулся. У стола застыла моя неподвижная копия.

– Что это? – дрожащим голосом, пропищал я.

Боцман обернулся.

– Ты! – вскрикнул он, и заржал. – Не видишь, что ли!

– Подозреваю, что это гомункул, – сказал Евлампий.

– Он самый! – просмеявшись, подтвердил Чича. – Его архивариус притащил. Похож на тебя, мастер Люсьен, один в один, не отличишь.

Я подошел к двойнику. Не удержался, похлопал по плечу.

– Об-бал-д-деть, – заикаясь, выговорил я.

– Я покруче выразился, когда увидел, – заметил боцман.

Я обернулся. Ирина замерла у двери, такая же бездушная, как гомункул.

– Для чего… Зачем? – забормотал я.

– Она сама сюда пришла и он тоже. Вот и сговорились. Она про тюрьму всё рассказала, он обещал сбить с толку магистрат.

– Расскажите по порядку, – встряхнув каменной башкой, приказал голем.

– Ну, – протянул Чича. – Они придумали вытянуть вас из тюрьмы через свалку магии. Архивариус посулил её, – боцман показал пальцем на Ирину, – и Сыча, заколдовать, чтобы никто не дотумкал, что к чему. Так что энту магичку надо в тюрьму возвратить.

– Зачем? – не понял я.

– Якобы она никого не похищала!

– Ясно, – вмешался голем. – А нам что делать?

– Подсунете Сычу двойника, и свалите на Мировом экспрессе, а я поплыву в оговоренное место. И всё шито-крыто. Врубиться как, куда и кто смылся, даже трёхголовый не сможет.

– Разумно, – смилостивился Евлампий, – но лучше бы по порядку…

– Архивариус сам все расскажет, – оборвал Чича. – Он встретит вас на вокзале.

– А Ирина? – заволновался я.

На витраже пошёл дождь. Поднявшийся ветер разметал цветочные лепестки, а поле прорезала трещина, разделив пару.

– Прикажи гремлину отправить её в тюрьму! – сказал боцман.

– Как? – не понял я.

– Корабль теперь твой. Он подчинится!

– Мне?

Я невольно взглянул на Оливье.

– Это правда?

– Крысёныш, и есть крысёныш, – рассердился Чича.

Он хранителя вкуса не видел, и моё нелепое бормотание выглядело жалким и странным, но я не отступил и продолжал смотреть Оливье, пока тот не сдался:

– Да! – рявкнул он. – О магических завещаниях мгновенно узнают все волшебные существа. Гремлин в курсе, что ты наследник, вот и пустил тебя на корабль.

– Но это ведь не всё? – не сдержался Евлампий.

– Да, – со вздохом подтвердил Оливье.

Летучая обезьяна кинула неодобрительный взгляд на голема и, процедив сквозь зубы забористое морское ругательство, вышла на палубу.

– Сами разберетесь, полоумные, – буркнул он через плечо.

– Не тяните, – попросил я.

– Помнишь рожу на двери в моё хранилище, – нехотя выдавил хранитель вкуса, и я с готовностью кивнул. – Подойди и погладь её.

– Не вздумай! – вскрикнул Евлампий. – Заклятие домовой страж слишком опасно!

Оливье скорчил удовлетворенную морду.

– Ни один колдун никогда не сунул бы ему руку, – подтвердил он.

– Но… – начал голем.

– Затухни! – оборвал его хранитель. – Ты забыл? Мы на одной цепи! Случись что с моим учеником, я тоже пострадаю.

– Я не твой ученик, – убежденно сказал я.

Оливье лишь усмехнулся в ответ.

– Хорошо, – сдался Евлампий. – Попробуем, но я буду следить за магическими возмущениями.

– Ты за ними постоянно следишь, – ухмыльнулся хранитель вкуса. – А толку, как от морской воды во время жажды.

Над головой голема громыхнуло крошечное темное облако, но он ничего не ответил.

Я нехотя подошел к двери в хранилище и сдвинул тяжелое кресло.

– И? – спросил я.

– Протяни руку! – скомандовал Оливье.

Что за напасть? Почему меня все время заставляют рисковать своими конечностями. Вон голем пусть лапу подставляет. Если что другой камень на замену найдём.

– Не волнуйся, я слежу, – подлил масла в огонь Евлампий.

Я вздохнул, и, стиснув пальцы, протянул ладонь к дверному полотну. Навстречу выдвинулся деревянный нос, похожий на собачий, и, тщательно обнюхав руку, фыркнул.

 Я вздрогнул.

– Не робей, – подбодрил Оливье.

– Возмущения в норме, – подтвердил голем.

Весь отклонившись назад, я вытянул указательный палец и, стиснув зубы, провёл по деревянному носу.

– На абордаж! – весело крикнул хранитель.

– Всё хорошо, – повторил Евлампий.

Им-то, может и хорошо, это же я руками рискую. Я снова вздохнул, и, наклонив голову, с интересом вгляделся в дверь. Страх прошёл.

Нос сморщился. Под ним проступил рот, и, широко раскрывшись, громко чихнул. Из двери вылупились глаза-сучки, и повисло одно рваное ухо с кисточкой из деревянных ворсинок на конце.

– Ухо почеши, – подсказал Оливье. – Он это обожает.

Я подчинился, и дрожащими пальцами заскреб по дверному полотну. Рожа зажмурилась и довольно заурчала.

Я продолжал гладить воплощение охранного заклятья, все еще напряженно оглядываясь на хранителя.

– Возмущения в норме, – пробубнил голем.

– Скажи, что у тебя есть дело к Капитону, – посоветовал Оливье.

– К кому? – не понял я.

– Так гремлина зовут, – пояснил хранитель.

– Странное имя, – вставил Евлампий.

– На свое полюбуйся! – гавкнула рожа на двери.

Оливье довольно заулыбался.

– Ты слышишь меня, старый друг? – спросил он.

– Только не вижу, – ответила деревянная рожа.

– Мы хотели, чтобы ты… – попытался я, но гремлин перебил.

– Я уже сказал, что все слышал. Я не глухой! – отрезал он. – Даю пять минут на прощания.

Я повернулся к волшебнице. Она так и стояла у двери со стеклянными глазами. Подошел ближе, но она не отреагировала. Взял её за руку.

– Спасибо, что помогла бежать, – выдавил я.

Ирина не ответила.

– Она под чарами, – напомнил Оливье.

Я кивнул.

– А она будет помнить то, что произошло? – уточнил я.

– Нет, – отрезал Евлампий. – Колдовство не оставит следов.

Я вздохнул. Зачем прощаться и говорить сентиментальные глупости, если она все забудет? Я же посчитал её предательницей, и снова всё перепутал. Наверное, я совершенно ничего не понимаю в женщинах. Если в них вообще хоть кто-нибудь что-нибудь понимает.

Я держал ее теплую, мягкую ладонь и молчал.

– Время истекает, – напомнил Капитон.

Я покачал головой. Его всегда мало. Так чего зря сомневаться. Лучше уж буду жалеть о том, что сделал. Даже если она не запомнит, в моей памяти этот миг останется навсегда.

– Отвернитесь, – строго сказал я попутчикам.

Наклонился и поцеловал Ирину.

На губах еще держалось ласковое прикосновение, а волшебница уже растворилась в разноцветном сиянии.

– Вот и хорошо, –