Женщины, кот и собака - Мария Метлицкая

Кто они? Гости? Родня? Племянник и резчик – работники этой странной конторы. Понятно. Даша – что-то вроде администратора. Хозяин – Степан. А женщины, мужчина, юноша? Хорошие знакомые? Или «родня – не родня, друзья – не друзья»?

Было какое-то странное чувство, что на этом крошечном островке тепла и добра собралась чудна́я, несуразная, непонятная, чудаковатая, довольно нелепая компания не очень счастливых людей… И она, Ольга, в их числе.

Потом пошли предотъездные хлопоты. Надо было уволиться с работы, приготовить квартиру – что-то убрать, собрать, отдать, отвезти квитанции на оплату Алке, сходить в ЖЭК – словом, разобраться со всеми этими неприятными, но, увы, необходимыми вопросами.

В этой бесконечной суете Ольга на время забывала обо всем остальном. И ее немного отпускало.

Но по вечерам опять становилось плохо. Ольга долго не решалась убрать фотографии – два альбома, любовно собранные в давние годы бабушкой, лежали на подоконнике в ее комнате. Альбомы были тяжелые, с толстыми картонными страницами. И в них – отражение всех важных событий их, увы, не такой долгой совместной жизни.

Женский альбом, часто думала Ольга, листая серые плотные листы с уголками для фотографий. Вообще, в нашей стране какая-то странная женская жизнь! Она нацелена на несчастья – так, что ли? Сколько вдов, сколько брошенных и оставленных женщин!..

Бабушка Тоня. Вдова в тридцать два. Мама – вдова в двадцать семь. Ну а я – я даже женой побыть не успела!

Отца Ольга почти не помнила. Так, что-то очень расплывчатое, размытое, неясное. В детстве помнила его пальто на вешалке в передней – несколько лет мама просила его не убирать. Бабушка Тоня постоянно ворчала, и через какое-то время пальто исчезло. Ольга помнила, что пальто это – черное, тяжелое, с серым каракулевым воротником – ее немного пугало.

В маминой комнате стояла фотография мужа, Ольгиного отца. Ольга часто вглядывалась в нее, пытаясь найти хоть какое-то сходство, уловить хоть какие-то общие черты – тщетно. Узколицый мужчина со строгим, казалось, придирчивым взглядом смотрел с фотографии недоверчиво, колко.

Ольга ничего не чувствовала к нему. Совсем ничего. Пустота, полный ноль: ни эмоций, ни чувств, ни воспоминаний.

Однажды спросила у бабушки:

– А он… был хороший?

– Нормальный, – сухо ответила бабушка.

Тогда Ольга поняла: между тещей и зятем имелись противоречия.

Впрочем, характер у бабушки Тони был, мягко говоря, не сахар. А безвольная, по словам бабушки, мама наверняка была из терпимиц.

В тот вечер Ольга решилась открыть альбомы. Фотографии были в основном подписаны бабушкиным «куриным», как она сама говорила, почерком.

Объяснения были короткими, емкими: «Оля идет в первый класс», «Оля на море в Евпатории», «Оля на даче в Ильинке».

«Лена на выпускном в школе», «Первый день в институте», «Поездка на картошку, Лена, 1962 год».

А вот фото мамы и отца были не подписаны. Словно бабушка проигнорировала их, не удостоила своим вниманием. Да и было их совсем мало – две карточки: одна у загса, вторая – у роддома, с младенцем на руках.

Мама – бледная, совершенно измученная, с отрешенным взглядом – смотрит куда-то в сторону. Отец и муж держит сверток с младенцем напряженно, неловко. А бабушка смотрит на него настороженно, прищурив глаза, словно ожидая подвоха и неловких действий. Кажется, что она еле сдерживается, чтобы не вырвать сверток из рук отца.

Ольге стало смешно – так явственно проступило на этой фотографии их недовольство друг другом!

Вот бабушкины сестры – Тамара и Аня. Обе – старые девы. Странно, а ведь на фото довольно хорошенькие! Обе прожили вместе всю жизнь. Прожили тихо, но грызлись все время как мыши. Бабушка говорила: «Судьба!»

Всю жизнь они переписывались. А два раза в год бабушка звонила в далекую Вологду – поздравить сестер с днем рождения.

У телефона они шумно ссорились, выхватывали друг у друга трубку, а бабушка, закончив разговор, сурово припечатывала: «Господи, какие же дуры!»

Так же, два раза в год, она отправляла посылки – тоже ко дню рождения. Килограмм шоколадных (московских!!!) конфет, банку растворимого кофе и палку сухой колбасы (если удавалось достать).

Мама всегда напоминала бабушке: «Пусть Олька чего-нибудь нарисует! Им будет приятно!»

Бабушка отмахивалась: «Какое «приятно»? Им эти рисунки – как рыбе зонт! Да им и неинтересен никто. Старые девы!..»

В пятом классе Ольга и бабушка собрались в Вологду. В гости к сестрицам – так называла их бабушка. И в этом чувствовалось легкое пренебрежение.

Ольга хорошо помнила, что ее там, в Вологде, потрясло. Женское одиночество! Вернее, что из него вырастает. Пример тому – ее тетки, точнее – двоюродные бабки, Тома и Анночка. Даже тогда, в весьма солидном возрасте, тетки были прехорошенькими: худенькие, со стройными ножками, с причесочками и подкрашенными губами. Только вот губки эти славные и обихоженные были вечно поджаты, на вечном «замке».

В доме было очень чисто и очень тихо. Они и вправду все делали тихо, «интеллигентно» – по их собственному утверждению. Тихо ходили, тихо слушали радио и тихо грызлись. Две одинокие мыши в норе. Друг без друга существовать они не могли. Но и быть вместе – тоже не могли! Каждая, видимо, винила другую в неустройстве своей женской судьбы. Там и вправду были «истории». Например, у Томочкиного жениха перед свадьбой обнаружился туберкулез. Анночка стояла насмерть: «Какой брак с инфицированным?»

Ну и расторгла Томочка помолвку, послушав сестру. Потом стало что-то складываться у младшей. Там, правда, все было сложнее – возлюбленный Анны оказался человеком женатым. Кто знает, сложилось бы там у них или нет? Ну, если бы все текло своим чередом? Но черед был изменен – Томочка, благочестивая Томочка, борец за чистоту нравов и советскую крепкую семью, отправилась прямиком в эту самую семью. Точнее – к обманутой супруге изменника. В общем, получился превеликий скандал! Итог понятен: любовник сбежал от Анны…

Вот так и попрекали они друг друга всю жизнь – упоенно и даже с каким-то наслаждением.

Баба Тоня тоже тяготилась сестрицами. Погуляли они с Ольгой по городу, купили керамический бочонок знаменитого вологодского сливочного масла, маме – кружевной воротничок на синее платье. И – домой!

Уже гораздо позже, когда Ольга была первокурсницей, Тома и Анна заявились к ним в гости. Ольга водила их в Малый театр, на Островского. Сестрички были ярыми поклонницами этого драматурга. Ходили и в Станиславского, и в оперетту. А вот в Большой билеты достать не удалось…

Тогда уже они почти перешли в стадию «культурных старушек».

Но суть оставалась прежней – частые склоки и серая тоска.

Бабушка Тоня шепнула тогда:

– Видишь, Олька, что происходит с одинокими бабами? В кого они превращаются? То-то! Ты хоть однажды замуж сходи, Оль! Чтобы ребеночка родить! А сложится с мужем или не сложится – это как повезет! Ты и сама дитё свое подымешь! Ты в меня – сильная! А мать твоя… – бабушка замолчала, – в теток своих! Такая же курица…