Они хотят быть как мы - Джессика Гудман

Я это помню, на самом деле ничего не происходило. Арнольды явились в участок с каким-то мужчиной в черном костюме, адвокатом. Все было так завуалированно, так по-взрослому. А потом все закончилось.

– Никто не ставил вопрос, он это сделал или нет, – продолжает Рейчел. – Все просто решили, что убил он, потому что Грэм сам так сказал. Но на него нашло какое-то затмение. Мы все были в таком состоянии, ты знаешь. – Она качает головой. – Он ничего не помнил. Подробностей никаких не сообщил. Да никто и не спрашивал. Он до сих пор ничего не может вспомнить. Тогда как же он мог это сделать? Это просто невозможно.

Я поднимаю на нее взгляд. Глаза у Рейчел красные от слез, губы поджаты, пальцы стискивают кружку. Она делает глубокий вдох, не обращая никакого внимания на пестрое пятно на полу, моих рук дело.

– Недавно мне исполнился двадцать один год, – говорит она. – А это значит, что у меня наконец-то есть доступ к моему трастовому фонду. Я могу заплатить адвокатам, к которым мои родители решили не обращаться. Могу сама финансировать поиски доказательств, подтверждающих невиновность Грэма. Мы будем бороться. – Ее голос, хриплый и грубый, полон огня. – Мы проверяем буквально все. Его одежду, камни с пляжа – все это просто пылится в полицейском участке в каком-то дурацком ящике, место только занимает. И совсем недавно мы обнаружили кое-что важное. То, что может все изменить.

– Что? – шепчу я.

– Помнишь рубашку на нем, она была вся в крови? – спрашивает она. – Так вот это его кровь. Он глубоко порезал себе живот. Промок насквозь от крови. Вплоть до трусов. Но ни капли этой крови не принадлежало Шайле. Кровь только Грэма. Он даже не прикасался к Шайле. Вообще. – Она кивает на листок в моих руках, и я перевожу на него взгляд. До меня наконец-то доходит, что это за документ. Результаты анализа крови.

Я открываю было рот, чтобы ответить, но не могу вымолвить ни слова. Мне вдруг становится нестерпимо жарко в этой комнате. Я как будто закипаю. Если снять с меня кожу, возможно, под ней откроется еще один слой.

Рейчел хватает мои руки и крепко сжимает их тонкими пальцами, приближая свое угловатое лицо к моему лицу. Кожа у нее сияющая, с еле заметными порами. Интересно, вскакивал ли у нее когда-нибудь хоть один прыщик?

– Он не убивал, – говорит она. – Я это знаю.

Но я отрицательно качаю головой. Разве это может быть правдой? Прошлое нельзя переписать, просто нельзя и все тут.

– Послушай, – говорит Рейчел, наконец-то отпуская мои руки. Я тотчас нахожу им применение, обхватывая колени. – Тебе пока не обязательно мне верить. Но хотя бы подумай об этом. Тогда, может, ты захочешь нам помочь.

– Помочь вам? – выпаливаю я. Идея безумная. Абсурдная. – Как ты себе это представляешь?

– Ты была там, Джилл. Ты – единственная, кто может понять. Выслушать. Ты любила Шайлу так же сильно, как Грэм. – Рейчел зажмуривается, и тонкие морщинки собираются на ее веках. – Адам всегда говорил, что ты бесстрашная. Смелее, чем другие. Что ты умная, уравновешенная и добрая.

Сердце замирает при мысли о том, что Рейчел и Адам говорили обо мне когда-то. Что еще он сказал? Неужели он действительно во все это верил? И тут я вспоминаю его слова во время нашей встречи у Дианы. Рейчел чокнутая.

– Ты – единственная, кто хотел бы справедливости для нее, – продолжает Рейчел. – Кто готов биться за правду. Просто подумай об этом.

Комната кажется маленькой, как кукольный домик. Стены будто смыкаются надо мной, и я впервые замечаю, что в гостиной нет окон. Интересно, как же люди живут в Нью-Йорке? Эти дома просто не созданы для жизни. В них можно только выживать.

– Мне нужно идти, – говорю я.

Я толкаю ее хлипкую дверь и начинаю спускаться по лестнице. Рейчел окликает меня.

– Просто подумай об этом.

Я не останавливаюсь, пока не достигаю нижнего этажа, где поворачиваю потускневшую металлическую дверную ручку и наконец-то вырываюсь на свободу. Улица пахнет городским мусором и липким пивом, но я вдыхаю глубоко, пытаясь заглотнуть как можно больше воздуха, чтобы встряхнуться, осознать, что последний час не был сном.

Я нахожусь в нескольких милях от железнодорожного вокзала, еще дальше от дома, но иду пешком. Куда угодно, лишь бы прочь от клинических доказательств и рваных, почти призрачных возможностей.

Я прокручиваю в голове ее слова, пока они не превращаются в пресную кашу, а потом прокручиваю снова, пока не проступают со всей ясностью ее мотивы. Рейчел не хочет справедливости для Шайлы. Она хочет справедливости для Грэма. И, если я ей поверю, значит, виновен кто-то другой из тех, кого мы знаем. И какая правда хуже?

Легче легкого притвориться, будто Рейчел никогда не связывалась со мной. И не вбивала мне в голову теорий, способных круто изменить мою жизнь. Можно по-прежнему воспринимать ее как бывшую девушку Адама, сестру убийцы, врага – а не как потенциального союзника.

Все, что должно волновать меня как выпускницу, – это решение приемной комиссии колледжа, куда я отправила заявку. Я должна получить ответ из Брауна через неделю, и единственным противоядием от стресса видится полное погружение в дела и заботы Игроков. Одержимость, как все последние три года, еженедельными чекинами и безумными идеями для испытаний новичков – короче, всей той работой, над которой сейчас пыхтит Никки.

После вступительной ночи мы попросили девятиклассников освободить выходные до конца учебного года. «Откосить» от обязанностей Игрока можно только в случае неотложных семейных проблем, празднования еврейского совершеннолетия «бат-мицва» или чего-то подобного. Для первого испытания новобранцам предстояло выучить наизусть факты из истории Игроков и продекламировать их перед нами на пляже за домом Никки. За неправильные ответы обливали кетчупом и горчицей. По желанию можно было ополоснуться в холодных водах залива. На следующей неделе мы заставили их приготовить традиционный обед ко Дню благодарения в доме Квентина, после того как они отведают печенья с травкой. Брайс спалил индейку, отчего сработала пожарная сигнализация, но Джаред справился с брюссельской капустой.

А на прошлой неделе, в первую субботу ноября, Генри придумал новую задачу. Он заставил новеньких мыть машины Игроков, нон-стопом распевая мои любимые песни восьмидесятых годов. Я загрузила в плей-лист несколько сольных треков Стиви Никс. Разумеется, не обошлось и без Шер. Помимо этого им поручали всякие мелочи. Скажем, таскать на себе амуницию Игроков – маленькие поясные сумки, набитые товарами первой необходимости вроде электронных сигарет, мятных леденцов, тампонов, карандашей, мини-сникерсов, презервативов, шипучих таблеток «Адвил». Короче, они становились нашими ходячими аптеками. «Дай жвачку», – говорила я, встречая Сьерру Маккинли в коридоре.

Они круглосуточно находились на вызове, доступные для утренних пробежек к Диане, уборки наших шкафчиков в спортзале и исполнения любых пожеланий старших. Как-то в воскресенье Никки даже заставила Ларри Крамера рассортировать ее белье для прачечной, просто чтобы посмотреть, как он краснеет, складывая ее кружевные стринги. Все это выглядело легким, безобидным развлечением с целью создания сплоченной команды. Ничего такого, чего бы они ни испытали в колледже в десятикратном размере.