Нулевой километр - Юлия Резник

– Я совсем не то имела в виду. 

– Я знаю. Иди ко мне… – Быков обнял Караулову за плечи и, оглянувшись через плечо, бросил: – Ребят, мы пойдем, ага? Давайте, до встречи на выпускном. 

– Я не пойду… 

– Пойдешь. Купим тебе новое платье. Хоть десяток. Ты только не волнуйся. 

Юлька с Ромой поднялись по лестнице и скрылись за павильоном с шаурмой.

– Десять платьев. Надо же. Неужто у Быка пошел яичный бизнес? – глумливо поинтересовалась Ветка. Точнее, это должно было прозвучать глумливо, но прозвучало скорее завистливо. 

– Представь себе – пошел. 

– Ну-ну. А толку? У них один черт ничего не получится. 

– Тоже мне – провидица, – фыркнул Тамерлан. 

– Не нужно быть провидицей, чтобы угадать, чем закончится брак по залету. 

– А мне кажется, что их брак – по большой любви. И именно поэтому он продлится до конца жизни. 

– Забьемся? – сощурилась Ветка. 

– Ну, уж нет. Это как-то неправильно, – отказалась Мариам. 

– Я готов. На что спорим? – влез в разговор до этого помалкивающий Тамерлан. 

– Я отказываюсь принимать в этом участие, – отрезала Дуня. – Проводишь меня? – обратилась к Семену. 

– А как же! Ну, все, ребят, мы тоже домой. 

– Слабаки! Как и все семейные, – хохотнул Кравец. Краснов ткнул ему под нос фак, свободной рукой обнял Дуню и пошел, подстраивая свой шаг под ее, неспешный. 

– Сумасшедший какой-то день. Так жаль… 

– Кого? 

– Их всех, – неопределенно ответила Дуня, после чего они с Семеном надолго замолчали, думая каждый о своем, но, в общем-то, об одном и том же. О том, что за последний год так много всего случилось. Того, что они на старте не могли даже представить. Изменились их жизни, мысли, желания. И даже, удивительное дело, внешность. И почему-то эти перемены, незаметные в себе самом, в других виделись гораздо явственней. Бык, кажется, еще больше окреп, превратился в самого настоящего мужчину. Тамерлан возмужал и вытянулся, что-то печальное, даже драматическое, проступило в образе Мариам, а Сандалова как будто бы постарела. В общем, говорить обо всех произошедших в них изменениях можно было бесконечно долго… В то время как у них совершенно не оставалось времени. 

– Я же совсем забыла! 

– Что? 

Дуня сняла с плеча рюкзачок, порылась в нем, достала что-то вроде конверта.

– Это что? 

– Мой подарок тебе на день рождения. 

– Мой день рождения в августе. 

– Я знаю. Считай, что это подарок авансом. Открой. 

– Билет? 

– Угу. 

– В один конец. 

– Угу. Ты же не думал, что я уеду без тебя? 

Семен чувствовал себя неловко в обществе Дуниного отца, как чувствует себя всякий возмужавший щенок в обществе вожака стаи. Понимая, что его девочка выросла, Андрей Викторович все же не торопился отпускать ту от себя. И, наверное, в этом его можно было бы упрекнуть, да только Семен отчетливо понимал, что будь он чуть поблагополучнее, все бы, скорее всего, сложилось иначе. И что в текущей ситуации ожидать чего-то другого от отца Дуни было бы даже глупо. А ко всему ведь ему было не впервой что-то кому-то доказывать. В этом плане отец Дуни был не самым худшим вариантом. Да и Дуня стоила того, чтобы где-то поступиться собой. Она вообще всего на свете стоила…

Семен покосился и будто вскользь прошелся по выстроенным в ряд у стены чемоданам. Он старался не думать о том, что уже очень скоро вся его прошлая жизнь действительно останется в прошлом. Но этот страх с каждым днем становился все сильней и сильней, и в какой-то момент его стало совершенно невозможно игнорировать. Болото, в котором Семен с рождения жил, не желало отпускать свою жертву. Чем больше он тянулся вверх, тем сильнее его засасывала трясина. Это странное противодействие рвало его плоть на части, выкручивало кости и до предела натягивало сухожилия. И вишенкой на торте в этой пытке - лежащий в нагрудном кармане билет, что ядовитым огнем надежды прожигал в нем сквозную дыру. Казалось, если эта агония не закончится, он просто умрет.

За стенкой, ничего не подозревая о его страхах, Дуня заканчивала приготовления к выпускному. Кружилась у зеркала, как всегда в такие важные жизненные моменты жалея о том, что рядом нет мамы…

Собирались и Юлька с Быком. Вдоволь насмотревшись на то, как их сын верным псом сидит под Юлькиным домом, в ход событий вмешались Ромкины родители. Они приехали к Рюмочке на разговор. Смиренно выслушали все её претензии и даже согласились с тем, что, конечно, они ей совершенно не ровня. А когда та высказала им все, что считала нужным, встали из-за стола и велели Юльке собирать вещи. Как орала Рюмочка – надо было слышать! Но повлиять она уже ни на что не могла.

– Ты такая красивая! – восхитился Ромка, зачарованно разглядывая свою будущую жену. И до сих пор не веря, что она его, вот ведь и ее вещи рядом с его, в шкафу. Ее тапочки… 

– Я толстая, как бегемот! 

– Кто толстая? Ты?! – Бык изумленно моргнул и снова бестолково потянул слишком сильно свисающий с одного конца галстук. А Юлька, наблюдая за ним, вдруг с ужасом поняла, что он… он ведь совершенно точно именно так и думает! Что она красавица. Не видит в ней никаких недостатков. Ни-че-го. Любя её абсолютно. 

– Ромка… 

– М-м-м? 

– А ведь у нас все будет хорошо, – покачала головой. – Подумаешь, станем молодыми родителями. Так ведь даже лучше, правда? 

– Конечно. Все это время я только об этом и говорю. 

Юлька усмехнулась. Снова недоверчиво покачала головой, в глубине души поражаясь, что ей, такой умной, понадобилось столько времени, чтобы принять сложившуюся ситуацию.

– Ага. Говоришь. Потому что ты умный, а я такая дурочка, что только сейчас вот услышала. 

– Я умный? С ума сошла? Это ты у нас с медалью школу окончила! 

– Да при чем здесь медаль? При чем медаль, Ромка-а-а! Спасибо тебе. 

– За что?  – испугался Бык. 

– За то, что такой мужчина. Я с тобой ничего не боюсь. Понимаешь? Ничего вообще не боюсь. 

Бык возгордился. Выпятил вперед грудь и широко-широко улыбнулся.

Кому было не до смеха, так это Кеше Когану и Мариам. Тамерлан какого-то черта решил, что выпускной – его последний шанс стать мужчиной. А Мариам вознамерилась соблазнить Женьку. А что? Терять ей было нечего. А вот сам Кравец оставался непростительно спокойным. Даже предстоящий вечер не вызывал в нем волнения. Точнее, то было таким ничтожным на фоне всех других его переживаний, таким… никаким, что он вообще не парился. Подумаешь, вечеринка! Сколько их у него будет в Америке? Да миллион. Новая жизнь манила Кравца открывающимися возможностями. Так что с  прошлым Женька прощался легко. И без сожалений.