Правда и вымысел о Второй мировой войне - Георгий Николаевич Реутов

Лондона и Парижа к Советскому Союзу, — что СССР хочет ускорить общеевропейский конфликт в целях величайшего триумфа и успеха диктатуры пролетариата». Буржуазный историк справедливо отмечал, что правительственные круги Англии лелеяли «тайную надежду» направить Гитлера на Восток, где он столкнется с Советским государством. Эти мнения, известные в Берлине, «полностью совпадали с планами фюрера относительно первых шагов реализации его программы завоевания «жизненного пространства». В книге «Европа в упадке» Л. Нэмир также указал на классовую основу позиции Англии и Франции. «Западные державы, — писал Нэмир, — могли выбирать между пактом четырех держав, Пактом с диктаторами и новой тройственной Антантой с СССР». Но если первый союз, по мнению Лондона и Парижа, во много раз увеличивал силы и ресурсы фашизма, то второй «благоприятствовал распространению большевизма». Если первый был «неприятен и бесполезен», то второй «еще более ненавистен» [53]. И хотя Нэмир явно не договаривает, становится ясно, что выбор, сделанный в Мюнхене, определялся классовыми интересами правящих кругов Англии и Франции.

Так буржуазные историки приоткрывают завесу, за которой английская реакция до сих пор упорно старается скрыть от широкой общественности антисоветские мотивы политики западных держав. Само развитие исторических событий в 1939–1945 годах неопровержимо свидетельствует против апологетов Мюнхена. Немалую роль в их разоблачении играют те историки и публицисты, которые, оставаясь на буржуазных позициях, критически подходят к антисоветским догмам и сомнительным версиям. Опровержение доводов сторонников Мюнхена заняло важное место в работах таких разных и непохожих друг на друга историков и публицистов, как Дж. Уилер-Беннет и К. Зиллиакус, Л. Нэмир и П. Рейнольдс.

Одним из первых против аргументов в защиту Мюнхена выступил К. Зиллиакус. В брошюре, написанной в 1945 году, он подверг критике два наиболее часто встречающихся довода: 1) Чемберлен, «застигнутый врасплох» требованиями Гитлера, сделал «все, что мог», для чехов, пока Франция не заставила его сдаться, и 2) подписав мюнхенское соглашение, он «выиграл время» для вооружения. Отвечая тем, кто выдвигал эти аргументы, К. Зиллиакус подчеркивал, что захват Чехословакии был «спланирован заранее». Его предвидел еще в марте 1933 года лорд Лондондерри, министр в кабинете Р. Макдональда. Опираясь на факты, К. Зиллиакус опроверг и второй довод. «Выигрыш» нескольких мирных месяцев не мог, конечно, компенсировать потерю Чехословакии как союзника Англии и Франции против фашистской Германии. В 1938 году чехословацкая армия имела свыше 1,5 тыс. самолетов и около 500 танков [54].

С критикой довода о «выигрыше времени» выступил X. Тревор-Рупер, отметив, что Англия больше потеряла, чем выиграла, отсрочив мировой конфликт. Решительно отвергает тезис о «выигрыше года» У. Черчилль. Соотношение вооружений в 1939 году менялось отнюдь не в пользу Англии и Франции, отмечал он. К тому же чехословацкая армия, состоявшая из 21 дивизии, перестала существовать. «Учитывая приведенные факты, — заключал Черчилль, — годовая «передышка», якобы выигранная Англией и Францией в Мюнхене, поставила их по сравнению с гитлеровской Германией в гораздо худшее положение, чем они имели в период мюнхенского кризиса». Это свидетельство тем более ценно, что Черчилль был хорошо осведомлен о состоянии английской армии. К аналогичному выводу приходит и лейбористский деятель X. Дальтон. Абсолютно, отмечает он, Англия в 1939 году стала сильнее, но относительно Германии — слабее. «Приняв все во внимание, я не сомневаюсь, что мы потеряли дополнительный год», — заключает он. «Германия, а не Англия, выиграла с военной точки зрения в этот дополнительный год… — писали М. Гильберт и Р. Готт. — Чемберлен и его советники шли в Мюнхен не потому, что они нуждались в дополнительном годе для подготовки к войне… цель умиротворения состояла в том, чтобы избежать войны, а не добиться единства, необходимого для нее…» [55].

Получил отпор и официозный тезис «миротворцев», согласно которому условия Мюнхена были более благоприятны, чем предыдущие требования Гитлера. Английский историк и публицист Дж. Макинтош еще в 1940 году подверг его критике.«…В действительности… — подчеркивал он в книге «Пути, которые вели к войне», — Гитлер получил даже больше, чем требовал в Годесберге». Интересные сведения по этому вопросу содержат воспоминания Стрэнга, сопровождавшего Чемберлена в Мюнхен. Руководитель центральноевропейского отдела Форин оффиса сообщает, что, когда он вернулся из Германии, Г. Вильсон, ближайший советник премьера, поручил ему составить перечень пунктов, по которым мюнхенское соглашение выгодно отличается от «Годесбергского меморандума». Стрэнг вспоминает, что хотя на бумаге они и выглядели внушительно, но на деле, за исключением одного — об отсрочке передачи Судетской области Германии на несколько дней, — «были никчемными». К такому же заключению приходит и А. Иден. «Наибольшая уступка» Гитлера, отмечает политический деятель Англии С. Кинг-Холл, заключалась в «отсрочке грабежа» на десять дней [56]. Эти компетентные высказывания выбивают важный аргумент из рук апологетов Мюнхена.

Робертсон рассматривает вопрос в иной плоскости. Как получилось, спрашивает он, что ультиматум Гитлера, предъявленный Чемберлену во время его второго визита в Годесберге, был полностью осуществлен? Отвечая на этот вопрос, он напоминает факты, о которых «забывают» некоторые сторонники Мюнхена. Уже после первой встречи Чемберлена с Гитлером, замечает Робертсон, расхождение между ними «было почти полностью процедурным». И не случайно, формально отклонив условия, предъявленные Чемберлену во время его второй поездки, Англия и Франция выработали новый план, который фактически основывался на тех же условиях. То, что мюнхенское соглашение носило формальный характер, что все было решено еще до него, отмечают, в частности, Уилер-Беннет, Тревор-Рупер, Колвин. Чемберлен полностью капитулировал перед Гитлером уже во время своей первой встречи с ним 15 сентября 1938 г. «Остальное было трагикомедией», — замечает в первом томе мемуаров Г. Макмиллан [57].

Справедливой критике подвергается и самый «надежный» довод защитников Мюнхена — ссылки на «общественное мнение» Англии, которое якобы было решительно настроено против войны в защиту Чехословакии. Наиболее убедительно его несостоятельность показал Уилер-Беннет. В сентябрьские дни 1938 года, когда официальная пропаганда прилагала все усилия, чтобы доказать необходимость, конечно «во имя мира», соглашения с фашистскими диктаторами, «большинство английской прессы и публики» оказало поддержку правительству, когда оно отклонило «годесбергский меморандум». «Большая часть английской публики была глубоко шокирована ненасытностью германских требований и единодушно поддержала их отклонение правительством. Человек с улицы снова с решимостью встретил опасность войны и не уклонился от нее», — писал Уилер-Беннет. Позднее к этой оценке присоединился Ч. Уэбстер.«…После Годесберга, — подчеркивал он, — произошел полный поворот в общественном мнении… В момент, когда война казалась практически определенной, никакой паники не возникло». И. Рейнольдс обращает внимание на один весьма существенный фактор: общественность Англии в канун Мюнхена оказалась дезориентированной, она не смогла правильно оценить обстановку, суть действий правящих кругов. «Общественное мнение повсюду поддержало Мюнхен после подписания соглашения, — замечает Рейнольдс, — но это не говорит о