Ангел Паскуале. Страсти по да Винчи - Пол Дж. Макоули
Шрифт:
Интервал:
— В этом мы похожи.
— Тогда я хотел бы задать несколько вопросов.
Лиза Джокондо взглянула на Паскуале, которого как раз в этот миг пронзило леденящее кровь осознание, что она и есть любовница Рафаэля. Она пришла сюда заверить Никколо, что ее муж не убивал Романо, или же предупредить его о чем-то.
Никколо сидел на краешке кровати. Взгляд его был исполнен ожидания.
— Он будет так же скромен, как и я, сударыня, — пообещал он.
Лиза Джокондо кивнула:
— Если то, что вас интересует, поможет установить истину, тогда я отвечу со всей откровенностью, на какую способна.
— Ваш муж знает о ваших отношениях с Рафаэлем?
— Он не одобряет, но… терпит это. Он пожилой человек, синьор, занятый делами государства, и я его третья жена. Наш брак не был браком по любви, но, поверьте мне, теплое чувство было, хотя с тех пор, как умер наш единственный ребенок, мы отдалились друг от друга больше, чем мне хотелось бы.
— А его честь, синьора? О ней он переживает?
— Он стал бы переживать о своем положении, но оно незыблемо. Человек, вознесенный так высоко, как вам известно, синьор Макиавелли, становится объектом многих нападок, в число которых входят и сплетни о моем… поведении. Он выслушивает их, не принимая близко к сердцу.
— Но в этих сплетнях есть доля правды, иначе вы не пришли бы сюда.
— Полагаюсь на ваше милосердие, синьор Макиавелли.
Никколо ущипнул себя за кончик носа. Так он делал всегда, когда размышлял. Спустя миг он произнес:
— Ваш муж принимал участие в подготовке визита Папы. Известно, что у него в Риме множество связей.
— Он не станет смешивать дела Республики с личными проблемами.
— Прямо, конечно, не станет. Но не ваш ли муж пригласил Рафаэля?
— Зачем ему это делать?
— Возможно, чтобы как-нибудь унизить урбинца.
— Любопытная мысль, синьор Макиавелли, но я уверена, что Папа сам выбрал Рафаэля своим представителем.
— Сам Папа, а не Джулио де Медичи?
Первый раз за все время Лиза казалась смущенной. Она ответила:
— Я знаю от Рафаэля, что это был сам Папа. Я верю ему, синьор Макиавелли.
— Это ваше право, синьора. Думаю, я выяснил достаточно. Я вижу, вы поглядываете в окно, беспокоясь о времени. Разумеется, вы должны исполнять свои обязательства по отношению к мужу. Я не стану удерживать вас.
Лиза Джокондо поднялась. Она была высокая женщина, ростом с Паскуале. Положив на письменный стол небольшой мешочек, прекрасная посетительница сказала:
— Я, без сомнений, возмещу убытки, понесенные вами в ходе расследования, синьор Макиавелли. Я не собираюсь вводить вас в расходы.
Никколо, с помощью Паскуале, встал на ноги, извиняясь за то, что уже понес убытки в ходе расследования, рана пустячная, но все равно вызывает дурноту.
— Я не думал, что снова придется служить Республике, синьора. Могу я спросить, если вдруг мое расследование приведет к вашему мужу…
— Я тоже заинтересована в установлении истины. Вы ведь сообщите мне о результате?
Когда она ушла, Паскуале наконец смог присвистнуть.
— Я и не подозревал о размерах вашей ненависти, Никколо, — сказал он.
— Франческо дель Джокондо удачливый торговец шелком, знающий секретарь и плохой поэт с огромным самомнением, — ответил Никколо.
— Вы повторяете мнение Микеланджело о Рафаэле.
— Это констатация факта, а не мнение. А что ты думаешь о синьоре Джокондо?
— В нежном сердце женщины скрывается чистый и отважный дух.
— В самом деле. И весьма решительный.
— И щедрый, — добавил Паскуале, высыпая половину флоринов из мешочка, от которого сильно пахло мускусными духами синьоры Джокондо.
— Нам предстоит путешествие по глубоким и опасным водам. Это сможет помочь нам в плавании по ним. Знаешь, как наша дама стала любовницей Рафаэля?
— До сих пор я даже не знал, что она и есть та любовница. Я же всего-навсего художник.
Никколо улыбнулся:
— Рафаэль писал ее портрет, но заказал его не муж. Заказал его ее любовник той поры, Джулио де Медичи, который поручил дело Рафаэлю, когда флорентийский секретарь и его супруга находились с посольством в Риме.
— Значит, вы предполагаете, что Джулио де Медичи отправил сюда Рафаэля, чтобы намеренно подвергнуть его опасности?
— Синьора Джокондо, конечно, не исключает такой возможности, более того, не исключает и того, что ее муж причастен к убийству Романо, хотя и надеется на обратное.
— Но ведь то, что мы видели на вилле Джустиниани, означает, что Романо был вовлечен в какой-то иной заговор.
— Или вовлекал в заговор кого-то, — живо подхватил Никколо, — хотя это очень сложный способ выполнить простую задачу.
— Вы не сказали ей о Джустиниани.
— За это она не платила. Пусть гадает и переживает. Это может заставить ее рассказать нам что-нибудь еще, хотя я лично сомневаюсь. У нее железная воля. А теперь передай-ка мне деньги, юный Паскуале. Они потребуются раньше, чем минует эта ночь. Нам предстоит задать множество вопросов, а с деньгами задавать вопросы легче.
Когда Паскуале с Никколо вышли из доходного дома, ночь только что опустилась, три звезды пригвоздили полотнище черно-синего неба к пространству над двором. Паскуале прикрепил к двери синьоры Амброджини ее портрет, надеясь убедить ее в своей принадлежности к цеху художников, а Никколо сухо заметил, что Паскуале не следует гоняться за общим признанием.
Обычно сумерки заставляли всех благонадежных горожан разойтись по домам, но в эту ночь в городе начался карнавал, приуроченный к прибытию Папы. Флорентийцы обожали карнавалы и праздники, любое событие или дата становились поводом для увеселений. Улицы были освещены редкими ацетиленовыми лампами и фонариками и горящими факелами, которые несли то и дело встречающиеся наряженные в костюмы люди. Табуны юнцов распевали серенады возлюбленным, сидящим у освещенных окошек. Одна компания вышагивала на ходулях в два раза выше человеческого роста. Музыка, пение и радостные голоса доносились отовсюду, но Никколо вел Паскуале прочь от веселья, в лабиринт узких переулков и дворов за импозантными фасадами домов главных улиц. Частная жизнь Флоренции всегда была запрятана вглубь, скрыта от чужих глаз, кровная месть и черные заговоры зрели за высокими стенами и узкими запертыми окнами.
Никколо все еще сильно хромал, опираясь на трость из ясеня, с обоих концов окованную железом, а путь был нелегок: по скользким плиткам тротуаров и по колеям в проселочной дороге, освещенной только редкими полосками света, пробивающимися из высоких, закрытых ставнями окон. Паскуале было не по себе, и он держал руку на кинжале. Именно в подобных местах представляешь себе затаившихся головорезов и грабителей, и как раз поэтому здесь они не промышляют, без сомнения сидя в засаде где-то еще.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!