MOBY. Саундтрек моей жизни - Моби

– It’s a white wedding for you and me, can’t you see, bay-bee, bay-bee, you and me!

Усталые офисные работники проходили мимо, игнорируя его.

Посреди песни к клубу подошел Джиджи и кивнул мне.

– Эй, Моби, – сказал он.

– Ты разве не должен был встретиться со мной в четыре? – спросил я.

– О, а сколько сейчас времени?

Я посмотрел на часы.

– Пять. Я сижу тут уже час.

– О, извини. Пойдем внутрь.

Я дал певцу доллар, и Джиджи открыл входную дверь.

– Как тебя зовут? – спросил бездомный певец, убирая доллар в карман.

– Моби, – сказал я. Он ненадолго задумался.

– Свеженько звучит, – в конце концов решил он. – Моби.

Потом бездомный заорал во все горло:

– Эй, все! Это Моби! Моби!

Прохожие шли мимо, торопясь домой и стараясь смотреть вниз.

– Эй, Моби! – крикнул он. – Дай мне еще доллар, и я заткнусь!

Я засмеялся.

– На, возьми. Как тебя зовут?

– Я Санчо Панса! – сказал он, забирая банкноту. – Я герой!

Я пожал ему руку, и он пошел куда-то вдаль по Девятнадцатой улице, распевая:

– Я Санчо Панса! Санчо Бонанса!

Мы с Джиджи прошли внутрь.

– Думаешь, кто-нибудь сегодня придет? – спросил я.

– Будет круто. Ты раздавал флаеры в «Марсе»?

– Ага, в четверг, пятницу и субботу. А ты где рекламировал?

– Ну, я оставил немного флаеров в «Тауэр Рекордс» и «Дэнс Трэкс».

Я немного опешил.

– А еще где?

– Ну, и все. Но Мариполь кое-кому позвонила, так что все будет круто.

Я три ночи бегал вверх-вниз по лестницам «Марса» и упрашивал людей хотя бы посмотреть на флаеры, а Джиджи просто «оставил немного флаеров» в паре музыкальных магазинов. Но Мариполь знала Мадонну, хотя вся ситуация сильно напоминала римейк пьесы «В ожидании Годо» – Мадонна исполняла роль Годо, а мы с Джиджи – Владимира и Эстрагона.

Пройдя два лестничных пролета вниз, в лабиринте темных комнат я нашел маленькую сцену и диджейскую кабинку.

– Мадонна придет? – спросил я, вполне в духе Сэмюэля Беккета.

– О, не знаю, – ответил Джиджи. – Мариполь оставила сообщение ее секретарю.

Я нашел в подсобке складной стол и расставил оборудование на маленькой сцене. Я не знал, когда придет звукорежиссер, так что провел саундчек в наушниках. Все звучало нормально. Может быть, все шоу отыграть в наушниках, чтобы никто не слышал? Или пойти домой?

Джиджи подошел ко мне и посмотрел на аппаратуру.

– Ух ты, клево, – сказал он. – Покажешь, как это работает?

– Хорошо, – ответил я. – Секвенсер контролирует синтезаторы и сэмплеры. Клавиши дают MIDI-сигналы и звук. Звук из синтезаторов и сэмплеров идет через микшер, а QuadraVerb дает ревер и дилей.

– Круто, – внезапно поскучнев, ответил он. – Ну, я пойду домой за пластинками. Увидимся потом.

– Ладно, я посижу тут и дождусь звукорежиссера.

Джиджи поднялся по металлической лестнице и запер дверь. Я надел наушники и прослушал песни, которые собирался играть. Через полчаса я услышал чей-то крик и снял наушники.

– Эй, ты вообще кто такой? – кричал какой-то мужчина из дальней части зала. – Тебе нельзя здесь находиться!

– А, я Моби. Я промоутер сегодняшнего концерта вместе с Джиджи и Мариполь.

– Так какого хрена ты сейчас здесь делаешь?

– Расставляю аппаратуру и жду звукорежиссера.

– У тебя группа, что ли?

– Нет, я пишу электронную музыку. Вы знаете, когда придет звукорежиссер?

– Да, – ответил он, успокоившись. – Часов в девять.

– Можно мне тут подождать?

– Да, конечно.

Я вернулся к работе над концертом. Не считая разозленного менеджера, клуб был пуст. В подземелье я чувствовал себя защищенным. Я знал, что над нами люди гуляют, едят, ссорятся, плачут, торопятся домой на холоде. Но здесь, в подвале, было тихо, как в темной утробе, где пахло разлитыми напитками.

Звукорежиссер пришел в восемь; мы соединили кабелями мой микшер и звуковую систему. В девять тридцать вернулся с пластинками Джиджи.

– Готов? – спросил он.

– Ага. Надеюсь, кто-нибудь придет.

– О, да все будет круто!

Я ушел ужинать на Двадцать вторую улицу, где продавали веганские буррито. Когда я вернулся в клуб, никакой очереди не было. Бродвей был холоден и пуст, а женщина на входе явно скучала.

– Привет, я Моби, – сказал я. – Один из сегодняшних промоутеров.

Она молча открыла дверь и впустила меня. Я спустился вниз в почти пустую комнату. Несколько человек храбро пытались танцевать. Я подошел к Джиджи, игравшему пластинки в диджейской кабинке.

– Как дела? – спросил я.

– Еще рано! – сказал он. – Не беспокойся!

И он поставил очередную пластинку с хаусом.

В одиннадцать пятнадцать явилась Мариполь в черном виниловом платье, в котором выглядела еще более устрашающе и по-галльски. Она прошла прямо к Джиджи и стала на него орать, размахивая руками. Он смотрел на пластинки, которые ставил, и ничего не отвечал.

Потом она быстрым шагом прошла ко мне.

– Это п*здец! Никого нет! – закричала она, перекрывая музыку.

– Знаю, – ответил я. Я как раз собирался рассказать ей о двух тысячах розданных флаеров, но не успел – она исчезла, состроив разъяренную мину.

Я вернулся к диджейской кабинке.

– Когда мне начинать? – спросил я у Джиджи.

– Может, сейчас?

Он остановил пластинку прямо посреди трека и ушел. Я побежал к своему оборудованию, взял микрофон, сказал: «Я Моби» пустому танцполу и нажал «Пуск» на секвенсере. В почти безлюдном клубе зазвучала Electricity. Двадцать человек вышли из тени и неспешно прошли на танцпол, вмещавший двести пятьдесят тусовщиков. Я прыгал по сцене и кричал, стучал по клавиатуре и Octapad (электронному барабану, который выдавал восемь звуков в зависимости от того, в каком месте его ударить). После каждой песни слышался тихий шелест вежливых аплодисментов. Когда я дошел до последнего трека, Rock the House, Джиджи начал скрэтчить пластинки прямо поверх записи. Когда я посмотрел на него, он широко улыбнулся и показал мне два больших пальца, так что я улыбнулся в ответ и снова стал кричать в микрофон. Затем песня закончилась, и я получил еще одну порцию вялых аплодисментов.