Забудь меня такой - Евгения Кайдалова

Майя взволнованно пританцовывала внизу. Она едва дождалась, пока Карим сбросил ей веревку, но, взявшись за нее, вдруг спохватилась:

– А там не страшно?

В ответ она услышала смех.

– Но там был череп…

– А у тебя самой разве нет черепа? – спросил Карим, показываясь наружу. – Может быть, ты и его боишься?

Женщина рассмеялась и приготовилась карабкаться наверх. Но почему-то ей все равно было не по себе. Тот азарт, с которым она пыталась исследовать пещеру вчера, то возбуждение, с которым они этим утром готовили свою авантюру, бесследно исчезли из души. Теперь ею владел даже не страх неизвестности, а предчувствие чего-то рокового, что неизбежно ждет их внутри.

– Что-то случилось? – крикнул сверху Карим.

Майя покачала головой и, покрепче ухватившись за веревку, сделала первый шаг вверх по горе.

Потолок пещеры был настолько низким, что даже сидеть приходилось, слегка пригибая голову, а уж перемещаться только на четвереньках. Едва женщина вползла в пещеру, раздался первый удар грома, но Майя не обратила на это внимания. Она напряженно уставилась на два скелета, лежащие головой к стене пещеры слева от нее. Поначалу выделялись лишь черепа, затем, когда привыкли глаза, Майя разглядела и весь остальной костяк. Желтовато-бурые кости сливались с каменным полом и, казалось, вросли в него за те века, что им пришлось здесь провести.

– Это мужчина и женщина? – тихо спросила Майя.

Карим кивнул и направил на скелеты луч фонаря. В его свете кости побелели, а у Майи замерло сердце: те, кто здесь покоился, словно помолодели на много веков. Она не смогла преодолеть внутренний барьер и не стала обыскивать могилу сама – лишь подсвечивала Кариму, пока он тщательно обшаривал скелеты, сметая с них пыль заранее припасенной щеточкой и заставляя двоих усопших все больше и больше проступать из камня. Однако никаких сокровищ не появлялось на свет; Карим тщательно обследовал у покойных область шеи, запястья, щиколотки, фаланги пальцев, но фонарь ни разу не выхватил из вековой пыли золотое сияние.

– Кажется, бесполезно, – констатировал он наконец. – Здесь наверняка побывали до нас.

Майя облегченно вздохнула: одно дело – искать сокровища, а другое – нарушать покой мертвецов. Впрочем, последним их украшения, кажется, уже ни к чему… Хотя как знать… Майя задумалась: завещают же люди и сейчас положить к ним в гроб ту или иную вещь – значит, хотят ощущать ее рядом с собой в последующем пути. А что испытают их души, когда столетия спустя эту вещь заберет археолог с лопатой, лучше и не пытаться себе представить.

– Карим… – прошептала она.

– Что?

– Давай уйдем отсюда.

– Подожди, надо поискать еще в глубине. Иногда дары оставляли там.

– Давай уйдем! – с надрывом в голосе воскликнула она, неожиданно испытав такую боль в душе, на которую давно не считала себя способной. – Так нельзя! Нельзя делать то, что мы делаем! Они же люди, они любили друг друга и хотели лежать вместе даже после смерти; а тут приходим мы и как будто… Не по-человечески это! Представь себе, если бы мы с тобой…

Ее последние слова накрыло ударом грома.

Карим оставил свою щеточку там, где его настигли эти слова, и придвинулся вплотную к Майе.

– Если бы мы с тобой – что?

– Пойдем отсюда! – крикнула Майя, пытаясь выбраться наружу. Однако едва она высунула голову, как тут же шарахнулась обратно – небо грохотало и разрывалось на части.

Карим схватил ее за плечи, предотвращая дальнейшие поползновения покинуть пещеру.

– Да не бойся ты! Они же мертвые, что они могут нам сделать?!

– Вот именно! – кричала Майя, чувствуя, как слезы струятся по лицу. – Они мертвые, они любят друг друга, а мы… что мы делаем?! Они же не могут себя защитить! Тот, кто любит, никогда не может себя защитить, поэтому нельзя его обижать, понимаешь, нельзя! Никогда!

Она рыдала, отказываясь понимать, что именно вызывает в ней такое отчаяние. Но подсознательно чувствовала: он наконец-то треснул, тот ледяной корсет, в который она себя заключила столько лет назад, не позволяя ни единому ростку чувства пробиться наружу.

Карим потрясенно сжимал ее содрогающееся от рыданий тело. Майя слышала, как он растерянно говорит:

– Но ты же сама предложила… Ты ведь знала, что здесь могила…

– Но я же не думала, что можно быть вместе и после смерти! Я вообще уже не помню, что это такое, когда можно быть с кем-то вместе.

Он молча прижал к себе ее голову.

Теперь грозовой фронт шел прямо на них. Мрак раскалывался от молний с такой частотой, что гром не умолкал ни на секунду. Майя и Карим скорчились в углу возле выхода из пещеры, стараясь держаться как можно дальше от мертвецов. Но пещера была слишком мала в длину – ступни скелетов почти касались их согнутых колен.

– Надо бы отползти подальше, – сказал Карим, глядя, как Майя судорожно поджимает ноги.

Та кивнула, но не тронулась с места: чернота внутри пещеры была, пожалуй, страшнее белого полыхания снаружи.

Неожиданно молния ударила в склон горы буквально в полуметре от них. Майя оцепенела, увидев, как огненно-белый росчерк стихии соприкоснулся с потемневшим от дождя камнем у них под ногами. И хотя никаких последствий, кроме грома, этот удар с собой не принес, ужас от столь близкой опасности заставил ее немедленно рвануться внутрь. Карим последовал за ней.

В глубине пещеры Майя измученно привалилась к стене. Она была обессилена всем пережитым, ледяной корсет ее уже не поддерживал, а душа была перепахана состраданием к тем вросшим в камень возлюбленным, что лежали подле них. Женщина чувствовала, что перестает быть той, кем ощущала себя многие годы напролет. Привыкшая жить с несгибаемо прямой спиной, сейчас она, словно стелющееся растение, искала себе опору.

Карим придвинулся к ней вплотную. «Он знает, он всегда чувствует, как следует поступить». Он полуобнял ее, пропустив свою руку между женщиной и той стеной, к которой она прислонялась. Человеческое тепло! Майя судорожно вздохнула.

– Я надеюсь, они больше на нас не сердятся, – тихо сказал Карим.

Женщина кивнула; ее голова соприкасалась с грудью мужчины. Прижимаясь к нему и вдыхая его запах, она чувствовала себя невероятно слабой, потрясенной, отчаянно нуждающейся в помощи; должно быть, так ощущает себя младенец, едва появившийся на свет. И вдруг осознала, как долго по милости Глафиры и по своей собственной трусости она пребывала в царстве мертвых – в мире, лишенном любви.

Она никогда бы не подумала, что первый поцелуй после стольких лет одиночества застигнет ее в столь невероятном месте, как погребальная пещера, по сути дела, в могиле. Но страха не было – женщина словно возвращалась к жизни. Она лежала, закрыв глаза, у него на коленях, и он вдыхал в нее жизнь своими губами. Тепло его тела становилось ее теплом, его существо – ее существом, и Майя знала: когда она вновь откроет глаза, мир будет совсем другим. Ее взгляд будет взглядом новорожденной, а изо всей безбрежной палитры действительности, где так щедро разбрызганы несмываемые черные пятна, она будет видеть одну белизну.