Девочка, которая пила лунный свет - Келли Барнхилл

– Мама! – позвал Фириан во сне, но его слова поглотил дым.

Мать подставила блестящую спину, какой-то старик взобрался и сел на нее верхом, и они вместе камнем упали в жерло вулкана. Вулкан яростно, оглушительно застонал, заворчал и принялся плеваться, пытаясь избавиться от незваных гостей.

– МАМА! – закричал Фириан и проснулся в слезах.

Он помнил, что заснул рядом с Луной, но Луны рядом не было. Не было и уютного гамачка, который специально для него подвесили над болотом, чтобы дракончик мог снова и снова шептать Глерку пожелания спокойной ночи. Фириан вообще не понимал, где он. Он лишь ощущал, что тело его стало странным, как подошедший на дрожжах ком теста перед тем, как его обомнет рука кухарки. Даже глаза надулись.

– Что случилось? – вслух спросил Фириан. – Где Глерк? ГЛЕРК! ЛУНА! ТЕТУШКА СЯН!

Ему никто не ответил. Фириан находился в одиночестве. В лесу.

Наверное, он прилетел сюда во сне, подумал Фириан, хотя прежде никогда во сне не летал. И сейчас взлететь почему-то не мог. Он захлопал крылышками, но тщетно. Он махал крыльями так, что росшие рядом деревья накренились и лишились листьев («Неужели я всегда так мог? Да, наверное», – решил он), а сухая земля взлетела смерчем. Крылья его отяжелели, тело – тоже, и взлететь он не мог.

– Так всегда бывает, когда я устану, – твердо сказал себе Фириан, хотя и это была неправда. Крылья никогда не отказывали, как не отказывали глаза и лапы, и он всегда способен был ходить, ползать, чистить от кожуры спелые плоды гуйи и лазать по деревьям. Тело его работало исправно, как всегда. Почему же крылья отказали?

Сон оставил по себе ноющую боль в сердце. Мать была такой красивой. Невероятно красивой. Веки у нее были выложены крошечными драгоценными камнями, каждый – другого цвета. Брюхо ее оттенком в точности повторяло только что снесенное яйцо. Когда Фириан закрывал глаза, ему казалось, что он может коснуться каждой маслянисто блестящей чешуйки ее брони, каждого острого как бритва шипа. Он почти наяву ощущал ее сладкое дыхание, напоенное ароматом серы.

Сколько прошло лет? Наверняка немного. Он ведь до сих пор оставался детенышем. (Всякий раз, когда он об этом думал, у него болела голова.)

– Эй, – позвал он. – Есть здесь кто-нибудь?

Дракончик покачал головой. Никого не было. Да и откуда бы здесь кому-то взяться? Он стоял посреди темного бескрайнего леса (куда ему запрещалось ходить). Наверное, здесь он и умрет, и сам будет в этом виноват, хотя, честно говоря, он не вполне понимал, как все это проделал. Наверное, летал во сне. Правда, он подозревал, что это могли быть его выдумки.

– Если чего-то боишься, – говорила мама много лет назад, – спой, и страх уйдет. Драконы поют лучше всех на свете. Это все знают.

И хотя Глерк неоднократно убеждал его в том, что это неправда и что драконы лучше всех на свете умеют не замечать очевидного, Фириан при любой возможности начинал петь. И ему в самом деле становилось лучше.

– Я оказался здесь, – громко запел он, – посреди страшного темного леса, тра-ля-ля!

Бух, бух, бух, отозвались его отяжелевшие ноги. Неужели они всегда были такие тяжелые? Наверное, да.

– И я не боюсь, – снова запел он, – ни капельки не боюсь, тра-ля-ля!

Это была правда. Он не боялся, он был в ужасе.

– Где я? – вслух спросил Фириан. Вместо ответа из тумана выступила темная фигура. «Чудовище», – подумал Фириан. Он не очень-то боялся чудовищ. Глерк ведь тоже был чудовищем, а Глерка Фириан любил. Вот только это чудовище было гораздо выше Глерка. И стояло в тени. Фириан сделал шаг вперед. Его огромные лапы глубоко уходили в землю. Он попытался взмахнуть крыльями, но так и не сумел взлететь. Чудовище стояло неподвижно. Фириан сделал еще шаг вперед. Деревья зашелестели и застонали, толстые ветви согнулись под напором ветра. Фириан прищурился.

– Какое же ты чудовище? Ты просто печная труба. Труба есть, а дома нет.

И действительно, на краю поляны высилась печная труба. Сам дом, по всей видимости, сгорел много лет назад. Фириан внимательно рассмотрел то, что от него осталось. В камне над очагом были вырезаны звезды, на месте огня – копоть. Фирин заглянул в трубу сверху и обнаружил там разъяренную соколицу, накрывшую собой гнездо с перепуганными птенцами.

– Ой, извините, – пискнул Фириан, и тут соколица до крови клюнула его в нос. Фириан отдернул голову. – Какая маленькая птица, – подивился он. Тут он понял, что земля великанов осталась далеко и что в этих землях все имеет обычный размер. В самом деле, ведь для того, чтобы заглянуть в трубу, ему только и пришлось, что привстать на задние лапы да вытянуть шею.

Он огляделся. Вокруг простиралась разрушенная деревня – развалины домов, башня посередине и стена, которая, видимо, служила местом поклонения. На стене он разглядел изображения драконов, вулкана и даже маленькой девочки с волосами подобными звездному свету.

– Это Сян, – сказала ему однажды мать. – Она будет о тебе заботиться, когда я уйду.

Он полюбил Сян с первого взгляда. У нее был веснушчатый нос, щербинка на переднем зубе, а похожие на звездный свет волосы были заплетены в длинные косы с лентами на концах. Но этого не может быть. Сян старая женщина, а он – еще детеныш, так как же он мог знать ее девочкой? Не может такого быть.

Сян взяла его на руки. Щека у нее была грязная. Незадолго до того они вдвоем таскали сласти из замковой кладовки.

– Я не умею заботиться о драконах! – сказала она и заплакала, шмыгая носом. Совсем как маленькая девочка.

Но не могла же она быть маленькой девочкой?

– Ты научишься. У тебя все получится, – произнес мягкий драконий голос. Это говорила мать Фириана. – Я в тебя верю.

В горле у Фириана встал комок. Две исполинских слезы выкатились из его глаз, устремились вниз и разбились о землю, разметав мох. Как давно это было? Откуда ему знать? Время – скользкая вещь, скользкая, как грязь под дождем.

Сян велела ему не думать о печальном.

– Печалиться опасно, – говорила она ему снова и снова, вот только он не мог припомнить, объясняла ли она, почему так.

Центральная башня опасно покосилась на один бок. Несколько камней фундамента с подветренной стороны раскрошились и выпали, и Фириан сумел, нагнувшись, заглянуть внутрь. Там лежал какой-то предмет. Даже два – он видел, как поблескивают края. Он подцепил спрятанное и вытащил наружу. Взял в лапы. Предметы были крошечными – оба разом уместились между подушечками когтей.

– Башмаки, – сказал он. Черные башмаки с серебряными пряжками. Должно быть, очень старые. Но сверкали они при этом так, словно их начистили.

– В точности как башмаки из старого замка, – сказал Фириан. – Но это не они, нет, конечно нет. Эти слишком маленькие. А те были огромные. Их носили великаны.

Давным-давно волшебники долго изучали точно такую же пару башмаков. Они ставили башмаки на стол, доставали специальные инструменты, и стекла, и порошки, и ткани, и разные приспособления. Каждый день они делали эксперименты, наблюдали, записывали. «Семимильные башмаки», вот как их называли. Ни Фириану, ни Сян не позволялось даже прикасаться к ним.