Американец, но все-таки русский - Александр Тамоников

Карбанов не слушал треп своих парней. Они вечно что-то обсуждали, о чем-то спорили. Ну а командир предпочитал помолчать и подумать о своем. Тем более что в последние пару месяцев ему было о чем поразмыслить. Точнее, о ком.

Разумеется, это была Елена. Едва он вспоминал о ней, и его настроение — каким бы оно ни было — моментально улучшалось. В мыслях Николая рождались фантазии о том, как они встретятся на Родине после командировки и станут жить вместе.

— Ты ж по гороскопу Весы? — раскручивал долгоиграющую шутку Михаил.

— Да, Весы, — не ощущая подвоха, согласился Равиль.

— Ну так вот. Весы пить жутко боятся, но очень любят. Вы же только в пьяном виде прекращаете взвешивать все вокруг, приходите в гармонию с окружающим миром, начинаете любить его и становитесь паиньками.

— Да иди ты!.. — беззлобно отмахнулся бортач. — У тебя, Мишка, шутки еще тупее, чем у придурков со всех наших развлекательных телеканалов, вместе взятых.

— Миша, сколько нам остается до Рамира? — прервал диспут Карбанов.

Летчик-штурман склонился над картой, лежащей у него на коленях, и через несколько секунд ответил:

— Восемнадцать минут. Можно запрашивать «Мака».

— Рано. Не будем выдавать себя выходом в эфир, подойдем ближе.

Реплики командира вернули экипаж в рабочее состояние. Гусенко занялся штурманскими расчетами, а бортовой техник стал вглядываться в черноту ночи, пытаясь найти на земле заветные четыре костра.

— «Мак», я двадцать семь — сто четырнадцать, — проговорил Николай, когда, по расчетам Михаила, до точки осталось двадцать километров.

— Двадцать семь — сто четырнадцать, «Мак» на связи, — сразу откликнулся российский советник.

— Подходим к точке парой. Нужны световые ориентиры.

— Понял вас. Сейчас обеспечим.

Бойцы запалили огни по углам площадки. На старых погретых кострищах они занялись моментально.

— Прямо по курсу наблюдаю два костра, — доложил Равиль.

На сей раз его слова звучали спокойно и буднично.

— Три костра. Четыре.

— Двадцать семь — сто двадцать, ответь, — позвал Карбанов.

— Сто двадцатый на связи, — тут же отозвался Доглин.

— Прибыли. Действуем по старому плану.

— Понял. Удачи вам.

Как и во время первого рейса, транспортный «Ми-8» капитана Доглина встал в круг и остался на высоте. Экипаж Карбанова выключил навигационные огни и приступил к снижению по спирали.

Костры внизу быстро разгорелись. Видно их было отлично.

— Высота девятьсот, скорость сто семьдесят, — помогая командиру, вел отсчет Михаил.

Площадка находилась слева, машина проходила ее траверз. На третьем развороте вертушка снизилась до шестисот метров, к четвертому — до четырехсот пятидесяти.

Местность в районе Рамира, полностью покрытая джунглями, была равнинной. Ни одной значимой высотки в радиусе двадцати километров. И уж тем более никаких искусственных препятствий — каких-то вышек, заводских труб, ЛЭП, не говоря уже о небоскребах.

Поэтому Карбанов уверенно выдерживал режим снижения. Он ориентировался по кострам, горящим впереди, и контролировал параметры полета по приборам.

— Удаление три, высота двести восемьдесят, — озвучил Михаил.

— «Мак», я сто четырнадцатый, площадку наблюдаю, захожу на посадку.

— Понял вас, сто четырнадцатый, — ответил советник. — В районе площадки штиль.

Заход выполнялся в штатном режиме, спокойно, без малейших ошибок, как и многие сотни раз до сегодняшней ночи. Когда машина снизилась до сотни метров и находилась на удалении одного километра от полыхавших костров, командир включил посадочную фару. Мощный пучок света мгновенно озарил длинную полосу джунглей.

А тремя секундами позже из леса вырвалась пунктирная ленточка.

— Сто четырнадцатый, наблюдаю справа от вас вспышки и трассеры! — взволнованно предупредил товарищей Доглин. — Вас обстреливают, сто четырнадцатый!

Одновременно с последней фразой Александра экипаж Карбанова услышал дробный стук пуль по фюзеляжу.

Командир моментально погасил посадочную фару, толкнул ручку управления влево, положил машину в разворот.

Равиль резко обернулся назад и на пару секунд включил свет в грузовой кабине. Из отверстий в желтом топливном баке, установленном вдоль борта, били струйки керосина. С потолка свисали разбитые белые панели и капало дымящееся темное масло.

— У нас серьезные повреждения, командир! — доложил он.

Уходя из зоны обстрела, машина получила еще одну порцию свинца в кормовую часть. Пули угодили в створки грузовой кабины и хвостовую балку.

— Только бы не отказало управление, — проговорил Карбанов, скрежеща зубами.

Да, что-то в этом роде и произошло. Вертолет непослушно повел носом. Турбина правого двигателя надсадно завыла и начала затихать. Обороты пошли вниз. На приборных досках тревожно замигали красные и желтые сигнальные табло.

Тут же проснулась нехорошая тетка, обитавшая в недрах речевого информатора.

— Борт двадцать семь — сто четырнадцать, пожар в левом двигателе! Борт двадцать семь — сто четырнадцать, пожар в отсеке главного редуктора! Борт двадцать семь — сто четырнадцать, стружка в главном редукторе! Борт двадцать семь — сто четырнадцать, падение давления в основной гидросистеме!.. — настырно бубнила она и никак не желала замолкать.

Бортач споро орудовал тумблерами и кнопками, привел в действие систему пожаротушения.

Миша Гусенко помогал командиру совладать с отяжелевшими органами управления и ворчал:

— Что-то многовато подарков в одну ночь.

— Я сто четырнадцатый, у меня серьезные повреждения, — проговорил в микрофон Карбанов. — На борту пожар, заход прервал, подбираю площадку для вынужденной посадки.

Поврежденный правый двигатель не только отказал, но и загорелся. Подкапотное пространство и грузовая кабина быстро наполнились дымом.

В таких вот нестандартных ситуациях Равиль всегда был молодцом. Любитель выпить и пошалить на земле, в воздухе он преображался в прекрасного профессионала. Парень вовремя среагировал на все эти беды, перекрыл подачу топлива, выключил пожарный кран и генератор аварийного движка. Потом борттехник вручную запустил первую очередь противопожарной системы.

«Восьмерка» раскачивалась и довольно быстро снижалась. За ней тянулся шлейф темного дыма.

Карбанов вновь включил фару, чтобы выбрать место вынужденной посадки.

— Сто четырнадцатый, немного левее было что-то похожее на просеку! — подсказал Доглин.

— Да-да, ищем.

Военный советник наверняка был обескуражен подобным поворотом событий и молчал.