Прогулки по Испании. От Пиренеев до Гибралтара - Генри Воллам Мортон

Я прошел в верхнюю часть крытой галереи и спросил старую женщину, вязавшую на солнышке, где я могу увидеть Гигантонов. Она громко крикнула: «Амелия!», и из-за угла появилась жизнерадостная женщина со связкой ключей. Она отперла комнату наподобие тех, где плотники хранят декорации, и я увидел вдоль стен фигуры — некоторые около двадцати футов высотой — великанов и великанш, которых носят на народных церковных празднествах вроде праздника Тела Христова. Главные герои, конечно же, Фердинанд и Изабелла, в коронах и королевских одеяниях, и мавры с тюрбанами и чудовищной величины ятаганами. Некоторые из этих фигур прекрасно скроены, а тела всегда сделаны из легкого камыша или лозы, так чтобы их можно было нести по улицам с помощью человека, стоящего внутри каркаса. Старые Гог и Магог, которые погибли, когда лондонский Гилдхолл загорелся от бомбы, также имели тела из лозы, чтобы они могли «идти» в процессии, а новые Гог и Магог сделаны из прочного дерева. Гиганты Толедо имеют разнообразный двор из Cabezudos, или Большеголовых: это огромные маски из папье-маше, которые надевают на плечи. Они обычно представляют собой карикатуры на человеческие типажи, всегда великолепно раскрашены и часто ухмыляются весьма устрашающим образом; с ними надевают особую одежду — бывает даже, прекрасные костюмы и платья из парчи восемнадцатого века. Во время праздника Большеголовые ходят в толпе и преследуют людей, а некоторые из них носят с собой пузыри, которыми шлепают девушек. Мертвенное подобие жизни и застывшие улыбки делают Cabezudos безгранично более пугающими, чем любой фильм ужасов.

Тысячи этих чрезвычайно горючих фигур спалили во многих странах в ранние дни Реформации, поскольку праздник Тела Христова был одним из первых церковных празднеств, которые запретил Лютер. То тут, то там встречаешь соломенного великана в протестантской стране, оставшегося от средних веков и спасшегося, вероятно, благодаря тому, что его домом была городская ратуша, а не церковь. Помню, к примеру, чудесного гиганта героического типа в старой палате мер и весов в Амстердаме.

Амелия оказалась весьма разговорчивой особой и назвала мне имена всех великанов и их жен. Я спросил, слышала ли она когда-нибудь об Анне Болейн. Она покачала головой. Я спросил еще раз, но на этот раз придал имени испанское звучание: Ана Болена. О, да, конечно, она знает Ану Болену! Все в Толедо знают Ану Болену! Если мне интересно, она покажет мне Ану Болену в конце комнаты. Она провела меня к холщовому дракону, и на спине этого создания сидела уродливая маленькая кукла с растрепанными волосами, одетая в какую-то старую цветастую тряпку. Это была Анна Болейн. Чтобы показать мне, как дракон и Ана Болена выступали в процессии, Амелия влезла в каркас под холстиной. Раздался громкий треск, и дракон внезапно вытянул шею, высунул язык и втянув обратно, и в то же самое время Ана Болена заплясала из стороны в сторону на его спине. Я спросил Амелию, знает ли она, кем была Ана Болена. Амелия ответила, что всегда слышала, что это такая злая женщина, которой пришлось ездить на спине дьявольского дракона, потому что она совершила много тяжких грехов. Память о разводе Екатерины Арагонской и Реформации сохранилась в Толедо в форме этой безобразной маленькой куклы! Но Амелия также сказала, что это не первая Ана Болена. Старая Ана Болена не была уродливой, а наоборот, имела очень красивое личико, но во время одной из процессий ее голова отвалилась, и кто-то — возможно, турист — украл голову, пока та лежала на полке в ожидании ремонта. Найти ее не удалось. Бедная Ана Болена потеряла голову; где-то нашли уродливую головенку и приделали вместо старой.

Кальдерон выбрал Анну Болейн на роль злодейки в своей пьесе «La cisma de Inglaterra», и испанцы, с которыми я обсуждал ее память в Испании, вроде бы считают, что в некоторых частях страны оно до сих пор используется как ругательное слово для женщин со скверным характером, а один рассказал мне, что в Пуэбла-де-Санабрия в Галисии этим именем награждают ведьм. Но современная Испания то ли позабыла столь старые и болезненные события, то ли предпочитает видеть вторую жену Генриха VIII в роли соблазнительницы; как-то раз в мадридском кинотеатре я увидел мелькнувшее на экране рекламное объявление: мол, если хочешь быть красивой, нужно пользоваться губными помадами и кремами для лица марки «Ана Болена».

§ 4

До того, как начал изучать могилы Испании, я не осознавал, насколько весомы были притязания Филиппа II на английский трон. Полагаю, католический составитель генеалогий во времена Армады отдал бы бесконечно большее предпочтение его кровной связи с домом Ланкастеров дальним связям Тюдоров и Елизаветы с домом Йорка; и возможно, окажись Армада действительно непобедимой, мы бы еще много услышали об этом.

Могила, побуждающая к подобным размышлениям, находится в боковой капелле Толедского кафедрального собора, которая называется Capilla de los Reyes Nuevos, капелла Новых Королей, — место, которое обычно заперто; но английскому гостю стоит заранее узнать достаточно прихотливые часы ее работы. По обеим сторонам двери стоят каменные рыдающие герольды в человеческий рост в украшенных гербами камзолах. Нечасто можно видеть герольда в слезах; обычно они имеют вид горделивый и дерзкий, дуют в трубы и надменно бросают вызов. Тем не менее эти герольды совершенно убиты горем, они застыли в позе скорби. Капелла невелика, и под надгробными арками находятся четыре могилы: Генриха II Кастильского по прозвищу Бастард, его жены Хуаны и их внуков, Генриха III Болезненного и его жены Екатерины Аленкастре — последняя фамилия легко может сбить с толку. А ведь это не кто иная, как Екатерина Ланкастер, дочь Джона Гонта, того самого сына Эдуарда III, который, хоть сам никогда и не был королем, стал предком стольких королей и королев.

Приключения Джона Гонта в Испании — необычная и захватывающая главка в англо-испанской истории. Они начались в 1366 году, когда Педро Жестокого сверг с кастильского престола его сводный брат, граф Энрике Трастамара. Педро бежал с дочерьми в Бордо, который тогда принадлежал англичанам, и убедил Черного Принца ходатайствовать за него перед Эдуардом III. Будучи в Бордо, дочери Педро, Констанция и Изабелла, повстречали двух братьев Черного Принца, Джона Гонта и Эдмунда Лэнгли. Все три брата приняли участие в экспедиции, которая пересекла Пиренеи и успешно вернула Педро на трон. Но через два года незаконнорожденный Энрике снова объявился в Испании, произошла схватка в шатре, Педро закололи кинжалом, а Изабелла и Констанция бежали с англичанами.

Джон Гонт, чья первая жена, Бланш Ланкастер, умерла, женился на Констанции Кастильской, а его брат, Эдмунд Лэнгли, женился на Изабелле. Через двенадцать лет Джон Гонт и Констанция привели в Испанию английскую армию, чтобы заявить о своем праве на трон Кастилии, хотя экспедиция окончилась не войной, а свадебными колоколами. Они променяли престол на свадьбу их дочери Екатерины с Генрихом III Кастильским. Это и есть «Екатерина Аленкастре», похороненная в Толедо, женщина, которая в детстве жила в «Савойе» и видела Стрэнд в те дни, когда Лондон был

И мал, и чист, и бел,

И Темзы вдоль садами зеленел[37].