Самый далекий берег - Александр Бушков

– Пойдемте! – вскрикнул профессор, выпрямляясьнаконец. – Это же поразительно, потрясающе! Уже первое зондирование…

– Куда? – хладнокровно осведомился Зорич.

– Да просто попробуем продвинуться вперед! Сколькоможно тут торчать? – завопил он так, словно это кто-то посторонний допрежьудерживал его на месте грубой силой. – Вон туда хотя бы!

– Обращаю ваше внимание на то, что компас неработает, – ровным тоном произнес штандарт-полковник. – Как и вседругие приборы ориентации.

– Так и должно быть! – воскликнулпрофессор. – Откуда здесь взяться магнитным силовым линиям?

– Вот и я так думаю… – сказал Зорич. – Как жемы в таком случае отыщем место, откуда можем вернуться?

– Ну это уж ваша забота! Сделайте что-нибудь, вы жепрофессионал в таких делах!

– Рая, – сказал штандарт-полковник. – Меткупопробуй.

Фигура в блестящем скафандре кивнула угольно-черным шлемом,достала из наколенного кармана белый цилиндрик и, присев на корточки, выпустиластрую распыленной ярко-алой краски.

Вот только никакого пятна на белесоватой поверхности неполучилось. Вместо того чтобы застыть пятном, краска превратилась в прихотливоизгибавшиеся под ногами разводы, они расплывались, как попавшая в воду струйкачернил, становясь все бледнее и незаметнее, пока не пропали окончательно.Кто-то протяжно вздохнул.

– Ковырните, Кац, – распорядилсяштандарт-полковник.

Кац кивнул, выдернул из узких ножен небольшой подручныйкинжальчик и, присев на корточки, погрузил лезвие в белесоватую поверхность. Наповерхности не осталось ни малейшего следа. Кац, не теряя надежды, несколькораз быстро ударил наотмашь – с прежним результатом.

Зорич достал из кобуры нечто напоминавшее большой черныйпистолет – у него одного имелось оружие, не полученное в каптерке, а, скореевсего, хранившееся дома. Направив ствол вертикально вниз, нажал на спуск.

Ствол на секунду окутался желто-багровым сиянием, похожимформой на небрежно смятую тряпку. Судя по непроизвольному движению Зорича,следовало ожидать чего-то совсем другого.

– Профессор, – сказал командир безвыражения. – Здесь ровным счетом ничего не действует.

– А приборы-то! – азартно воскликнулпрофессор. – Правда, нормально работает не более половины, да и они поройто ли галиматью несут, то ли фиксируют нечто такое, чему аналогов нет…

– То-то.

– Сделайте хоть что-нибудь! Это великий момент, а мыторчим тут как… как…

– Внимание, – раздался спокойный голосЗорича. – Всем связаться тросом. Первым идет прапорщик Шибко, за нимЖакенбаев… Последним – Кац в качестве вешки-ориентира, то есть остается напрежнем месте. Начали!

– Ну вот, опять махровый антисемитизм, – грустносказал Кац. – Вечно сваливают самое трудное на бедного еврея…

– Капитан! – В голосе Зорича зазвенелнепререкаемый металл, и реплик ни с чьей стороны более не последовало, дажепрофессор притих.

Они отстегнули с поясов мотки тонкого белого троса, безненужной суеты соединились в связку, словно альпинисты. Вокруг, незначительноменяя оттенки и колера, плавали полосы непонятного свечения, и шуршание непрекращалось ни на миг. У Кирьянова вдруг стали отчаянно мерзнуть ноги, но онпомалкивал – если ему мерещилось, не стоило разевать рот, а если и в самом деленогам, только ногам вдруг стало холоднее, чем остальному телу, помочь ему никтоне в состоянии. По крайней мере скафандр пока выдерживает неведомоепространство, и на том спасибо – ведь индикаторы показывают, что вокруг нет нетолько пригодного для дыхания воздуха, но вообще никакого газа… но и наличиявакуума прибор тоже не фиксирует, и лучше над этим не задумываться, все равноничего не поймешь, вон четверорукий спец, и тот потерял всякий апломб…

– Вперед! Осторожно, шагом! Следим за окружающим, вслучае резких изменений всем вернуться на исходную позицию!

Цепочка блестящих скафандров, нанизанных на тонкий белыйтрос, двинулась наудачу, переступая осторожно, словно по скользкому льду. Другот друга их отделяло метра три этой прочнейшей веревки.

Пейзаж вокруг – если только он был достоин столь высокогоназвания – нисколечко не менялся. Цветные потоки лениво колыхались без всякойсвязи с движениями и передвижениями пришельцев. Белесоватая поверхность все также пружинила под ногами, как батут…

И вдруг Кирьянов ощутил, как она стала вздыматься. Словнонечто огромное, шарообразное поднималось вверх из глубин, образуя бугор,выгибая белесоватую гладь почти идеальной сферой слева, совсем близко отзамершей цепочки незадачливых исследователей. Они застыли, как статуи, даже неугомонныйпрофессор-энтузиаст стоял смирнехонько.

– Внимание! – раздался в наушниках нереальноспокойный голос штандарт-полковника. – Всем отступить на четыре шагавправо!

Его команда была выполнена всеми до одного с похвальнойбыстротой, в едином порыве.

Бугор рос, поднявшись уже выше голов людей, одновременносужаясь внизу, превращаясь в нечто напоминавшее исполинский гриб, место егосоединения с поверхностью становилось тоньше, тоньше, тоньше, превращалось изножки гриба в канат, веревку, ниточку…

Правильный шар оторвался от поверхности и очень медленнопошел вверх, по идеальной прямой. То ли он таял, то ли исчезал в нависшей надголовами пелене цветного тумана. В конце концов от него не осталось и следа.

Но поверхность все так же ходила ходуном, толчки ощущалисьсо всех сторон, в разных направлениях, казалось, они стоят на гигантскойпростыне, которую взяли за углы четыре великана и потряхивают все быстрее ибыстрее…

– Всем назад, на исходную точку!

На этот раз профессор – прекрасно различимый среди однообразныхфигур в непрозрачных снаружи шлемах, поскольку был тут единственнымчетвероруким – попробовал задержаться, протестовать, барахтаться, но тут жеугодил в медвежьи объятия Шибко и был доставлен к исходной точке в положении,когда его нижние конечности не касались земли вовсе.

Среди радужных струй показались колонны бледного сияния,распространявшегося снизу вверх, толчки сотрясали поверхность. Кирьянов видел,как Зорич, держа обеими руками какой-то продолговатый прибор, выглядевшийкрайне простым, как дырокол, раз за разом щелкает им, нажимая никелированныйгрибок наверху. В движениях штандарт-полковника впервые обнаружилась некотораянервозность, и это не прибавляло спокойствия, наоборот… Вокруг менялись краски,приобретая все более холодные тона – фиолетовый, бурый, черный, –великанские качели раскачивались под ногами…

И вдруг все кончилось. Они вернулись на сиреневую «мишень»,по-прежнему связанные белоснежным канатиком, а в куполообразном зале, вдольстен, стояло сплошным кольцом множество людей, точнее, множество людей исуществ, несколько десятков, напряженно и неотрывно таращась на вернувшихся –иногда весьма экзотическими органами зрения, с трудом опознававшимися вкачестве таковых.