Тайный сговор, или Сталин и Гитлер против Америки - Василий Молодяков

В итоге Риббентроп предлагал следующее: «Упорное создание в условиях полной секретности, без какой-либо огласки, союзнической группировки держав против Англии, т. е. практически укрепление нашей дружбы с Италией и Японией… У Англии, как и у Франции, не должно существовать никакого сомнения насчет того, что Италия и Япония твердо стоят на нашей стороне и в надлежащем случае совместные силы данной группировки будут незамедлительно введены в бой. Италия и Япония столь же серьезно заинтересованы в сильной Германии, как и мы — в сильной Италии и сильной Японии… Далее, привлечение на нашу сторону всех тех государств, интересы которых прямо или косвенно согласуются с нашими». Так — пожалуй, впервые в официальном документе — оформилась концепция Риббентропа, открывавшая путь не только к «треугольнику» Берлин — Рим — Токио, но и к более широкой евразийской комбинации держав, объединенных противостоянием атлантистскому блоку.

8 октября 1937 г. Рихард Зорге сообщал в Москву о беседах с Альбрехтом Хаусхофером, «специальным информатором Риббентропа, который провел здесь два месяца, имея прекрасные связи со всеми руководящими лицами». Хаусхофер-младший поведал Зорге, что «во второй половине ноября ожидается важное решение относительно развития японско-германского сотрудничества. Он будет советовать Риббентропу усилить тесное сотрудничество, но избегать немедленных совместных действий до тех пор, пока слабость Японии не будет совсем преодолена или, по крайней мере, уменьшена при содействии Германии» (14). Месяцем позже Осима предложил Кейтелю и Канарису заключить двустороннее соглашение о консультациях и обмене информацией (не ограничиваясь Советским Союзом!) в качестве первого шага на пути к военному альянсу. Затем инициативу взял на себя Риббентроп, которому был нужен личный дипломатический триумф. Став в феврале 1938 г. министром, он выдвинул идею пакта о взаимопомощи с Японией, содержащего конкретные взаимные обязательства политического и военного характера, прямо направленного против СССР, а косвенно против Франции и Великобритании, на союзнические и даже просто дружественные отношения с которыми Германия уже не могла рассчитывать. Проект предусматривал: а) двусторонние консультации в случае «дипломатических затруднений» с третьей страной; 6) взаимную политическую и дипломатическую помощь в случае «угрозы»; в) взаимную военную помощь в случае нападения третьей страны.

Правящие круги Японии, несмотря на усилия прогермански настроенных военного министра Итагаки и послов в Берлине и Риме Осима Хироси и Сиратори Тосио (назначены осенью 1938 г.), потопили все проекты Риббентропа в бесконечных «изучениях» и «рассмотрениях». Так японская бюрократия во всех трудных случаях поступает и сегодня. «Укрепление Антикоминтерновского пакта», о котором много говорили в 1938–1939 гг., не состоялось (15).

В Европе наступило время решительных действий. Подчеркнутое внимание Гитлера к советскому полпреду Алексею Мерекалову на новогоднем приеме в рейхсканцелярии 12 января 1939 г. сразу же стало предметом всеобщих спекуляций, хотя их краткая беседа не выходила за рамки протокола. Важно было не содержание разговора, но факт внимания Гитлера к представителю СССР, отношение к которому официальных лиц рейха ранее было подчеркнуто пренебрежительным.

Другой банкет, связанный с не менее важными событиями, проходил 19 апреля 1939 г. в берлинском отеле «Адлон». Столица праздновала пятидесятилетие «обожаемого фюрера», находившегося в расцвете сил и зените славы: здравицы, парады, банкеты, растроганные ветераны нацистского движения и обилие иностранных гостей. После приема Риббентроп уединился с Осима и Сиратори. Посетовав, что согласие Токио на предложения о союзе до сих пор не получено, он заметил, что у Гитлера остался единственный выход — нормализовать отношения с Москвой, чтобы сорвать планы Лондона и Парижа по созданию антигерманского фронта. А затем поделился с послами заветной идеей континентального блока «от Гибралтара до Иокогамы».

Сиратори пришел со встречи взволнованным. На беззаботные слова Осима: «Пойдем-ка, выпьем», — он ответил: «Выпивать не время». Был четвертый час утра (разговор министра с послами продолжался с двух до трех пополуночи), но японцы, включая обоих послов и их военных атташе, собрались в номере у Сиратори, который решительно сказал: «Предупреждение Риббентропа о германо-советском сближении полностью соответствует моим давним предположениям. Это несомненная правда, надо немедленно сообщить домой». Осима отмахнулся от услышанного как от блефа, не веря в возможность нормализации отношений между «коричневыми» и «красными». Телеграмму в Токио послали, но министр Арита ее проигнорировал (16). Как и прочие предупреждения аналогичного содержания, даже делавшиеся публично — например, в статьях влиятельного и хорошо осведомленного политического аналитика Киесава Киеси.

Слова Риббентропа не были блефом, но наиболее актуальной на тот момент задачей стало окончательное укрепление европейских позиций рейха, который оккупацией остатков Чехословакии в середине марта бросил вызов всем сразу. 28 апреля Гитлер выступил с программной речью перед рейхстагом. Оповестив мир о разрыве англогерманского морского соглашения 1935 г. и польско-германской декларации о дружбе и ненападении 1934 г., он заявил о готовности нормализовать отношения с Великобританией, если она «с пониманием» отнесется к интересам Германии, обрушился с нападками на Польшу, но демонстративно воздержался от выпадов против СССР. 4 мая Литвинов был заменен на посту наркома иностранных дел Молотовым: по общему мнению, предупреждение Лондону и Парижу, не стремившимся к диалогу, и шаг навстречу Германии. 22 мая в Берлине Риббентроп и Чиано подписали договор о дружбе и союзе, торжественно названный «Стальным пактом» (см. следующую главу). Москва от публичной реакции воздержалась. Японский премьер Хиранума Киитиро поздравил Гитлера и Муссолини, но Токио остался в стороне от Большой Политики, потому что тогда она делалась в Европе.

Это было неудачей Риббентропа, после которой он мог взять реванш только на русском направлении. История переговоров, предшествовавших «московскому Тильзиту» 23 августа 1939 г., хорошо известна (17), поэтому ограничусь лишь несколькими ключевыми цитатами от первого лица.

Между 22 и 26 мая Риббентроп подписал проект инструкций послу в Москве графу Шуленбургу. Вот что рейхсминистр хотел довести до сведения Молотова:

«Пришло время для умиротворения и нормализации германо-советских отношений… Главным фактором в германской внешней политике является тесная связь с Италией, ныне закрепленная договором о союзе. Этот союз, как видно из самой сути вещей, не направлен против Советской России и никоим образом, даже косвенно, не затрагивает ее интересов. Он направлен исключительно против англо-французской комбинации. Что касается наших отношений с Японией, то мы заявляем совершенно открыто, что намереваемся расширять и укреплять их… С учетом наших хороших отношений с Японией мы можем способствовать преодолению русско-японских расхождений; в любом случае, мы никоим образом не заинтересованы в углублении этих расхождений, а, напротив, уверены, что можем содействовать тому, чтобы японская внешняя политика взяла такой курс, который не приведет к конфликту с Россией… Взвесив реальное соотношение сил и интересов, мы не видим, что могло бы подвигнуть Советскую Россию активно включиться в игру британской политики по окружению (Германии. — В.М.)» (18).