Ночь с четверга на пятницу - Инна Тронина

— Откуда ты знаешь, что Лёвка ехал с моей заправки? — уточнил Тураев.

Он старался задавить разрывающее грудь горе и стать только сыщиком.

— Дора звонила ему на мобильный. Он уже ехал назад. Она знала, что Лёва собирается встретиться с тобой и ещё несколькими друзьями в области. Он сказал, что вот-вот будет дома. Дора и девочки ждали его за накрытым столом. А Лёвы нет и нет, телефон не отвечает. И вдруг звонок из милиции…

— Понял, не надо дальше. Потом обсудим. — Артур залпом допил кофе, держа в одной руке «трубу». — Значит, застрелили?

— Да. Сказали, что из малокалиберного пистолета. Оружие не нашли. У Доры сейчас обыск в квартире, а джип осмотрели раньше. Приезжай, сынок, мне страшно! — Нора всхлипнула, как девочка. — Только никуда не пропадай, пожалуйста!

— У них обыск? — пробормотал Артур и вдруг понял суть вражеского плана.

Имея «красную крышу», можно обнаружить и изъять дискету совершенно законно — как вещественное доказательство. Говорил же ему — не останавливаться! Хотя в данном случае у Лёвки могло не оставаться выбора — ведь на той стороне работают менты. Не нужно валить всё на мёртвого, а лучше продолжить его дело.

— Да, обыск. Компьютеры забрали с базой данных, всякие личные вещи. Не поленились приехать рано утром в такое глухое время…

— Ничего, пусть ищут. — Артур, прижав мобильник плечом к уху, собирал посуду со стола. — Как только закончат, ты навестишь Дору Львовну. Вы же давние подруги, и это будет нормально.

— Разумеется, навещу! Мы должны быть вместе с такой страшный день. Господи, несчастный Лёвушка! Я ведь помню вас мальчиками в синих курточках…

— Всё, мам, пока. Скоро увидимся. — И Тураев тайком от самого себя постучал по краю стола.

Вот он, сон на пятницу! Пусть сегодня пятое число, а не тринадцатое, всё равно получился в руку. Можно считать, что погибли четверо — Воронович, Юлиана, тот самый любвеобильный профессор и Лёвка Райников. Впрочем, насчёт Вороновича неизвестно, но такие серьёзные ребята вряд ли простят ему предательство. И если они не остановились перед убийством Райникова, в данном случае просто курьера, то составитель досье тем более легко не отделается.

Тураев мыл посуду, собирал вещи, укладывал их в спортивную сумку, долго искал в шкафу чехол от ноутбука. И думал, думал, думал…

Погибли четверо, а будет ещё больше — факт. Артуру очень не хотелось стать пятым, но, тем не менее, у него появилась такая перспектива. Бывший майор милиции, муровец, он прекрасно это понимал. Нужно наверняка обезопасить дискету, укрыть её хоть под землёй, чтобы материалы Вороновича не пропали попусту. Арендовать ячейку в банке или использовать автоматическую камеру хранения на вокзале? И если выбрать ячейку, то на чьё имя её оформлять?

Ладно, сообразим потом. Сейчас надо увидеться с мамой и успокоить её. Он, Артур, привык к смертям и горю, но Нора не работала в милиции, не отбывала срок в колонии. Она ещё не пришла в себя после смерти мужа, и теперь вынуждена опять, под новогодней ёлкой, оплакивать давно знакомого ей человека…

Артур переоделся, на всякий случай прихватил документы и деньги. Оставив в сейфе не значимую мелочь, повесил обе сумки на плечо и запер дверь. Хорошо, что есть куда сбежать отсюда! Пора заканчивать с этой епитимьей. К дьяволу вонючую дыру! Надо жить так, как положено молодому ещё мужику, сильному душой и телом, с ясной головой и университетским образованием!..

Не слушая, что говорят ему в коридоре и во дворе, Артур выскочил под нудный зимний дождик, щёлкнул пультом. И «Гелендваген», как живой, ответил ему, приветливо подмигнув фарами. Тураев бросил сумки на заднее сидение, нырнул в джип и подумал, что сегодня тёплая погода будет ему на руку. Не нужно очищать кузов от снега и льда, а то и откапывать из сугроба; а после до одурения ждать, пока прогреется мотор.

— Это Лёвочкин чепчик…

Дора Райникова протянула Норе Тураевой что-то крохотное, батистовое, обшитое кружевами, с голубыми ленточками.

— Помню, как трудилась над ним, когда в декрете была. Только ленточки потом пришила. Ведь ультразвука не было, и мы до самых родов не знали, кого ждать. Боялась тогда, думала, примета плохая — заранее приданое готовить. А уж так намучилась, когда рожала, что больше детей не захотела. Щипцами тащили его, и потом на головке долго был синяк. Я сама — акушер-гинеколог, а родить по-человечески не смогла. Дала клятву другим помогать… Только в страшном сне не видела, что переживу его. Счастливый был месяц январь, а стал чёрным. Двадцать два дня не дожил сынок до тридцати восьми лет. Любил у Высоцкого «Песню про тридцать семь» — и как накликал…

Холёная, осанистая женщина с гладким после недавней «подтяжки» лицом поправила чёрный шарф на голове, потом — ворот платья из плотного, тоже чёрного, шёлка. В её ушах покачивались траурные серьги с тёмными агатами, и такой же перстень украшал палец правой руки. Все вещички Дора доставала из школьного ранца своего сына и передавала Норе.

— Никому и никогда я не показывала младенческую одежду Лёвочки, чтобы не сглазили даже ненароком. Очень боялась за него — как чувствовала!.. Эта дикая история на первой его свадьбе с похоронным венком вместо букета невесты… Проклятье несостоявшейся сватьи, безумие её дочери… И брак с Сибиллой я не могу назвать счастливым.

Дора взяла у подруги из рук чепчик, подала ей коричневые ботиночки со шнурками.

— В них Лёвочка сделал первый шажок. А с этой уточкой, — Дора нежно погладила резиновую игрушку, — он обожал купаться. Не любил играть в войну и охоту. Всех жалел — людей, зверей, птиц. Кричал кузену Арсению: «Не стреляй!» Наверное, чувствовал, что в самого выстрелят… О, Господи!..

— Арсений знает о том, что случилось?

Нора сама еле сдерживала рыдания, представляя себя на месте безутешной матери.

Недавно Дора утешала её после смерти Альберта. И точно так же, обнявшись, они разглядывали фотографии, с которых улыбался живой и здоровый господин Говешев. Их дружбе было около тридцати лет. Они сидели за одной партой на родительских собраниях, по праздникам угощали друг друга опресноками и лавашем, обсуждали преимущества и недостатки блефаропластики и «золотых нитей», сводили морщинки и боролись с сединой.

Даже имена их звучали похоже, и потому эти обласканные судьбой дамы чувствовали себя едва ли не сёстрами. Они обе были в молодости красавицами, и поныне сохраняли привлекательность, уверенность, шарм. Обрушившееся горе подкосило их, но не смогло изуродовать совершенные черты лиц, погасить страстный огонь в глазах.

— Я сообщила всем — деверю, его сыновьям, другим родственникам. Только Сибиллу не могу найти.

Дора смотрела мимо гостьи, и в её взгляде плескалась ненависть.

— Пока сама не объявится, будет глухо. Да ей, наверное, и всё равно. Быстро другого найдёт.

— Они так плохо жили? — удивилась Нора. — А мне всегда казалось…

— Вот именно что казалось! — прервала Дора. — Но не будем сейчас о ней — сердце не выдержит. Спасибо тебе, что приехала — самая первая, самая верная! Старый друг лучше новых двух. Сколько народу собиралось на праздники в этом доме! И при Марке, и потом. Меня наперебой заверяли в дружбе, говорили витиеватые тосты, обещали прямо-таки жизнь за нас положить. И где они? Ну, Яша с сыновьями сейчас за границей, оттуда быстро не доберёшься. Но остальные-то?! Те, кто сейчас в Москве? Праздники не хотят себе портить? Да что о них говорить, когда вдову невозможно найти?! С ней тоже хотят побеседовать, спросить, не знает ли чего. Да разве она соизволит?.. Дочери её плачут в детской, насмерть перепуганные — и Лёвкиной гибелью, и этими жуткими обысками. У них тоже в вещах рылись! Сколько я ни спрашивала, почему у убитого делают обыск, ничего вразумительного не ответили. Обещали потом объяснить. А ведь мы сегодня собирались на концерт. Агата должна была выступать в спортивных танцах. Пригласительные билеты лежат на бюро, а я взглянуть не могу в ту сторону. Агата забилась под одеяло вместе со своей декоративной крысой, и ничего не говорит. Боюсь, как бы не онемела совсем. А ведь такая весёлая была, заводная даже! Вон, танцует по «Чемоданчик».