Мужчина из моего прошлого - Инна Инфинити

— Ээээ… — Лена явно не ожидала от меня такого вопроса. Слегка отодвигается назад на лавке. — Ну, в четыре они уже сообразительные. Одежду сами могут на себя надевать.

— А они ходят в четыре?

— Конечно. Дети плюс-минус в год ходить начинают.

— А разговаривать, во сколько начинают?

— В полтора-два… А что? Почему ты спрашиваешь? Вообще, все очень индивидуально. Какие-то дети очень рано начинают ходить и разговаривать, какие-то очень поздно.

— Можешь описать мне стандартного четырехлетнего ребенка? Какой он?

Лена таращится на меня, как на умалишенного. Но я уже не могу остановиться. Сам не знаю, зачем все это выясняю. Но чувствую: надо.

Я во что бы то ни стало должен убедиться в…

В чем?

Внутри все холодеет, когда добавляю: в том, что Сонин сын не от меня.

— Ну смотри, в четыре года дети уже ходят в среднюю группу детского сада. В пять они в старшей, а в шесть в подготовительной.

— А разговаривают они хорошо в четыре года?

— Ну так. В целом, разобрать можно. Хотя когда моему племяннику было четыре года, я вообще не понимала, что он лепечет. Но к школе они обычно уже хорошо говорят.

Школа, осеняет меня. Сонин сын говорил мне про школу.

Хорошо так говорил. Не картавил, не шепелявил, букву «р» выговаривал.

— Вообще, чем ближе к школе, тем умнее ребенок. Они же в школе уже и читают, и считают, и пишут. Почему ты вдруг заинтересовался детьми?

— Спасибо, Лен, — отвечаю на автомате, скидывая с себя руки девушки.

— Ты куда? — летит мне в спину ее голос, когда я срываюсь на бег.

Врываюсь в гараж, где продолжается вечеринка с алкоголем, смехом и танцами, выискиваю глазами пьяного Витоса и направляюсь к нему.

— Вить, у тебя есть компьютер?

— А?

— У тебя компьютер есть!? — повторяю громче, чтобы перекричать музыку.

— В комнате ноут, — указывает рукой в сторону спальни.

— Спасибо, я воспользуюсь.

И не дожидаясь от друга вопросов, устремляюсь в его комнату.

Закрываю дверь, поворачиваю замок, включаю свет и сажусь за стол с ноутбуком. Пальцы подрагивают от волнения, сердце колотится в районе глотки.

Почему я не сделал этого раньше? И почему решил сделать сейчас?

Не знаю, нет ответов на эти вопросы. Просто Соня и ее ребенок не выходят из головы. А еще Витька сегодня добавил размышлений…

За несколько минут регистрируюсь в ВК. Моя старая страница давно удалена, и я даже не знаю, подлежит ли восстановлению. Да она мне и не нужна.

Еще через несколько минут нахожу Соню. Она по-прежнему здесь под своей старой фамилией — Рузманова. Захожу на страницу и сразу в фотографии. Адреналин шарашит, как бешеный. Листаю. Фоток не много, с ребенком всего парочка.

Первая с сыном опубликована полтора года назад. Соня в солнечных очках и ободком с ушами Минни-Маус стоит с сыном на фоне розового замка. Геотег гласит, что это Диснейленд в Париже. Смотрю на мальчика. Волосы у него темные. Даже черные.

«Как у меня», добавляет змеем-искусителем внутренний голос.

Это еще ничего не значит.

Листаю дальше. Еще одна фотография с сыном. Соня сидит с ребенком на зеленой траве под деревом. Дата публикации — два года назад.

Так, если сейчас, по словам Софьи, ребенку четыре года, то два года назад было два года. Похож ли ребенок на этой фотографии на двухлетнего? Черт, не знаю… Как по мне, большой для двух лет.

Еще листаю. Больше нет фотографий с сыном. Нет фотографий, когда он родился. Зато есть фотография с мужем. Разглядываю его, чувствуя, как внутри кровь от злости закипает. Он обнимает Соню, а она его. Улыбаются так, как будто бы счастливы.

Блядь, не могу смотреть на нее счастливую с мужем, но заставляю себя. Он сильно старше Сони. Лет на десять, как минимум. А еще он никакой не кареглазый брюнет, а светло-русый и с голубыми глазами.

Если Соня с мужем оба светлые и голубоглазые, то какого хрена их ребенок тогда темноволосый и кареглазый????

Мне становится душно, и я открываю окно, впуская в комнату вечерний ветер. Тело покрылось испариной, мои догадки мне не нравятся.

Или нравятся?

Сука…

Почему у нее нет фотографий с новорожденным сыном? Чтобы по дате публикации можно было понять, сколько на самом деле мальчику лет?

Иду дальше. Захожу на страницу сестры Сони. Настя знатно вымахала из пятилетней девочки в подростка. У нее нет фотографий с племянником. Черт…

Кто еще? Кто еще может знать? У кого еще могут быть фотографии ребенка? Если потребуется, я взломаю базу данных загса и посмотрю, когда был рожден Сонин сын, но это крайняя мера, я не хочу к ней прибегать.

Зачем я вообще все это делаю? Что хочу найти?

Мне бы остановиться, захлопнуть крышку ноутбука, но не могу. Я будто с цепи сорвался. Не контролирую, что делаю. Ищу что-то сам не знаю что, но понимаю: я все делаю правильно, я должен это сделать.

«Лиля!», осеняет меня. Ну конечно, лучшая подруга. Но у Шарифутдиновой вообще нет ни одной фотографии и пустая стена. Твою мать…

С кем еще дружила Соня? Свиридов вот у нее в друзьях, но у того все забито его футбольными достижениями. Вова, Сережа, Ульяна, вспоминаю Сониных друзей. У первых двоих закрыты профили.

Остается Ульяна. О, у этой несколько сотен фотографий. Сейчас буду смотреть все.

Листаю, листаю, листаю… Пока не дохожу до фотографии с ребенком Софьи. Уля сидит за столом, мальчик у нее на коленях. Фотография опубликована полтора года назад. Подпись: «Мой любимый крестник».

Даже так, оказывается. Ульяна покрестила Сониного сына. Щелкаю дальше. Сонин сын еще встречается, как и сама Соня. По фотографиям у Ульяны можно отследить, как рос мальчик. На снимках, опубликованных четыре года назад, Владик совсем не новорожденный. А где-то примерно… двухлетний.

Листаю дальше и чувствую, как кровь в жилах застывает. Каждый новых вдох дается мучительно тяжело, легкие разрывает. Горло стягивает тугой проволокой, больно сглотнуть.

Но я, словно мазохист, продолжаю смотреть фотографии дальше. Пока не дохожу до самого важного снимка. Ульяна стоит на фоне церкви, в руках у нее сверток с ребенком и подпись к фотографии: «Теперь Сонькин сын и мой сын тоже! Я стала крестной мамой)))))))». Фото опубликовано шесть лет назад.

Вернувшись из Иерусалима, нас встречает страшная новость: свекровь сломала ногу. Оказывается, Антонина Павловна сломала ее еще, когда мы были в Израиле, но решила не портить нам отпуск, поэтому сказала, только когда мы приземлились. Бросив чемоданы в квартире, тут же втроем мчимся к ней.