Сокровище рыцарей Храма - Виталий Гладкий

В конечном итоге совсем отчаявшийся Глеб нырнул в какую-то пещеру и очутился в подземном храме, который очень напоминал тайные святилища первых христиан, гонимых римлянами. Это был склеп с куполообразным потолком. В его дальнем конце едва тлела лампадка, подвешенная на цепочке к длинному штырю, вбитому в стену. Она освещала сильно потемневшую от времени икону.

Кто был изображен на иконе, Глеб понять так и не смог. Может, потому, что под иконой стоял цинковый ящик, на котором Тихомиров-младший и сосредоточил все свое внимание. Похоже, ящик исполнял роль аналоя[37], потому что был накрыт куском изрядно побитой молью парчи и на нем лежало напрестольное Евангелие.

Ящик тянул к себе, манил, и Глеб, превозмогая страх, двинулся вперед. Он уже был совсем близко от него — так близко, что мог рассмотреть страницы Евангелия. На удивление Глеба там вместо текста был нарисован храм. Тот самый, который он видел на картине в квартире Ольги Никаноровны.

Но самое удивительное: рисунок на его глазах ожил! Мимо храма ходили крошечные букашки, в которых Глеб узнавал людей, в небе над куполами летали мелкие точечки, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся птицами, а легкий ветерок качал верхушки деревьев и наводил рябь на озерную гладь. Но и это было еще не все — в одной из «букашек» он узнал самого себя!

Глеб стоял неподалеку от входа в храм и разговаривал с бородатым мужчиной, одетым в средневековую рыцарскую мантию белого цвета с вышитым золотыми нитями крестом «патонс пате» на груди. Судя по напряженным лицам, разговор был нелегким. Но вот мужчина взмахнул рукой, будто намереваясь ударить Глеба. Небо над храмом потемнело, покрылось черными тучами, сверкнула молния, и грянул гром.

Его раскаты были какими-то ненатуральными, игрушечными, и тем не менее крохотный Глеб испуганно присел, а мужчина, погрозив ему длинным желтоватым пальцем, величественно удалился с книжного листа. Под натиском грозы рисунок стал блекнуть, размываться, пока и вовсе не исчез, и вместо него появились литеры.

Но едва Глеб попытался прочитать текст, как сзади послышался тихий шелест, и в подземный храм вползло кровожадное НЕЧТО. Обезумев от ужаса, Тихомиров-младший бросился к иконе, которая в этот миг почему-то показалась ему единственным прибежищем от страшной опасности… и провалился в бездну.

Он летел долго и кричал, кричал, кричал… И проснулся только тогда, когда наконец упал на самое дно. Однако оно оказалось не таким уж и жестким, как следовало ожидать, и когда Глеб открыл глаза, то понял, что лежит на толстом персидском ковре рядом с кроватью.

«Бред… — думал он, умываясь. — Это же надо, такой кошмар приснился… Как в детстве. Жаль, уже мамки нету, чтобы забраться к ней в постель и накрыться с головой одеялом. Да, брат, похоже, все это неспроста. Не верю в вещие сны, но что-то в них все равно есть… А, что там гадать! Мало ли нам с батей приходилось сталкиваться с такими явлениями, что, расскажи о них в прессе, нас посчитали бы сдвинутыми по фазе. Наподобие уфологов, над которыми посмеиваются все здравомыслящие люди. Надо идти до конца. А там… будь что будет».

Наскоро перекусив, Глеб сел за стол, взял кусок ватмана, карандаши и на некоторое время превратился в художника-графика. Эта специальность для археолога крайне необходима. По крайней мере для археолога, работающего официально. Ведь раскоп нужно нарисовать в масштабе и во всех деталях.

Работа спорилась, потому что изображение пятиглавого храма, еще раз увиденного Глебом во сне, стояло у него перед глазами. И спустя два часа рисунок был готов. Мало того, Глеб не удержался и изобразил на ватмане бородатого незнакомца в мантии рыцарей Ордена тамплиеров. Но затем, повинуясь спонтанному порыву, стер изображение.

При этом Тихомирова-младшего мучил вопрос: что делает этот средневековый персонаж возле православного храма в двадцать первом веке? Как он там очутился?

Дело в том, что увиденный во сне рисунок немного отличался от картины, которая была нарисована не раньше начала двадцатого века, как определил Глеб еще в квартире Ольги Никаноровны. Ожившее изображение на страницах Евангелия имело несколько существенных отличий.

Во-первых, люди-букашки были в современных одеждах, а во-вторых, — что самое главное — на одном из зданий неподалеку от храма Глеб заметил антенну-тарелку. Которой, естественно, быть не могло до революции.

Что бы все это могло значить?

Закончив художественные упражнения, Глеб сел к компьютеру и включил Интернет. Он проторчал в креслице перед монитором часа четыре, но так и не смог найти в изображениях православных церквей и храмов, коих в Сети было великое множество, хоть что-то похожее на свой рисунок. В конце концов, утомленный мельканием разноцветных картинок, он плюнул на это безнадежное занятие и решил подойти к проблеме с другой стороны.

Глеб решил навестить своего одноклассника, который стал священником и теперь был не последним лицом в местной епархии. Поговаривали, что он вскорости может стать даже архиереем. Алексей Щеглов, или Щегол, как кликали его соученики, считался в школе даже не «ботаником», а «профессором». Он подавал большие надежды, и ему прочили славу великого ученого.

Однако Щегол, который в совершенстве знал четыре иностранных языка, в том числе древнегреческий и латынь, обладал памятью новейшего компьютера и щелкал науки словно семечки, не оправдал надежд ни родителей, ни учителей.

После школы он неожиданно для всех пошел учиться сначала в духовную семинарию, а затем и в духовную академию. И проявил в этих учебных заведениях, как и следовало ожидать, потрясающие способности, покинув стены академии кандидатом богословия.

В общем, его быстро заметили в церковных верхах и сразу же предложили отличную синекуру. Что ни говори, но церкви нужны не только многочисленные верующие, но и умные, отлично образованные пастыри. А они на дороге не валяются. Это оригинальный продукт в единичном исполнении.

Не откладывая задуманное в долгий ящик, Глеб быстро собрался, захватил эскиз храма и вскоре уже входил в служебные помещения главного городского собора. Но тут дорогу ему преградил инок с внешностью Добрыни Никитича и с преувеличенной вежливостью спросил:

— Вам назначена встреча?

— Нет, но у меня есть дело к отцу Алексию.

— Извините, но сегодня не приемный день, к тому же отец Алексий очень занят.

— Но мне очень нужно!

— Ничем не могу помочь… — инок своей мощной фигурой напрочь закупорил входную дверь. — Не велено пускать.

— Ты еще скажи — служба такая, — со злостью сказал Глеб. — Как в ментуре. Тоже мне, цербер… А если я хочу срочно исповедаться в больших грехах? Чтобы не натворить еще больших. И именно отцу Алексию.

— Только по записи. Пройдите вон туда, — невозмутимый инок указал на здание напротив, — там вас матушка Евдокия и запишет.