Шанхай. Книга 1. Предсказание императора - Дэвид Ротенберг

Женщина напряглась, еще крепче прижала к груди ребенка и прошипела:

— Теперь и у меня будет миссия. Если мой сын умрет, я и мой народ… мы отомстим всем и каждому — повторяю, всем и каждому! — кто будет повинен в его смерти. — Она плюнула на пол и растерла плевок левой ногой. — Из проклятия, брошенного в землю, вырастет дерево зла.

Ее муж медленно кивнул, понимая, что она права.

— Вполне возможно, — сказал он. — А теперь утри слезы и оставь нас. — Затем повернулся к брату: — Я хочу побыть наедине с сыном. Я не отвергаю твое право, мне нужно всего лишь несколько минут.

Телохранитель вышел, оставив отца и сына наедине друг с другом.

Молодой убийца стоял у окна, расставив ноги и гордо подняв голову. Этот черный силуэт на фоне заходящего солнца был самым прекрасным, что когда-либо видел его отец.

Отец заворчал, потом вытянул вперед левую руку, сжав три средних пальца и отведя в стороны большой и мизинец. Сын прижал правую руку к сердцу, расставив пальцы.

— Скоро придет смерть.

— Я готов, отец.

Отец кивнул своему мальчику. На протяжении десяти лет каждое утро, прежде чем выходить в поле, он учил его.

— Выполни свой долг, — пролаял он.

— Выполню, отец, — ответил юный убийца.

В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь свистом ветра снаружи и дыханием двоих, находившихся внутри.

— Этот долг восходит к временам Телохранителя Первого императора, нашего почитаемого предка, у которого ты должен просить благословения. Он стоял у истоков всего этого.

Юный убийца слышал эту историю уже много раз. Кай ши — начало — было первым словом, которое он произнес. Что немало взволновало жителей города, а теперь, через почти одиннадцать лет, предзнаменование, прозвучавшее в тот день, стало реальностью.

— Почитай свое оружие, и оно будет служить тебе верой и правдой.

— Отец, я буду почитать его так же, как почитаю тебя.

— Выполни свой долг так, как того требует древний Договор, делай все необходимое, чтобы воссоздать Гильдию убийц. Прибытие моего брата говорит мне, что время пришло.

— Отец, я сделаю все для того, чтобы вывести наш народ из Тьмы к Свету.

Они произносили эту литанию ежедневно, в конце каждого занятия, но сейчас голос отца дрожал, а в его глазах блестели слезы.

Юный убийца стоял неподвижно и всем существом впитывал образ отца, чтобы тот накрепко отпечатался в сердце.

Дверь снова распахнулась, и вошел дядя мальчика. Телохранитель.

— Пора.

— Он будет жить с тобой и твоей семьей до тех пор, пока…

— Это решать мне. Сам знаешь, брат мой.

— Можем ли мы с матерью…

— Навещать его? Нет. И это ты тоже знаешь.

Мужчина ухватил татуированной рукой за маньчжурский хвостик, в который были заплетены волосы мальчика.

— Сначала — это.

Один взмах острым как бритва лезвием — и ненавистный символ маньчжурского господства упал на полированный деревянный пол.

— Оставь его здесь, — велел человек с коброй на руке своему брату. — Пусть валяется тут до тех пор, пока работа твоего сына не будет закончена. Он будет напоминать тебе о нем и о его долге перед своим народом.

Стояла жара. Лето в Шанхае всегда был жарким, душным и кишащим москитами. Не самое подходящее место для мужчин в шерстяных костюмах и цилиндрах. Но именно так знойным утром 17 июня 1843 года были одеты мужчины, дожидавшиеся прибытия чиновника королевы Виктории, который должен был провести земельный аукцион.

— Почему мы так оделись? — простонал Макси, сунув руку под габардиновые штаны и ожесточенно скребя бедро.

— Потому что они так одеты, — ответил Ричард, красивое лицо которого кривилось в сумасшедшей улыбке. Затем он разразился истерическим смехом, который заставил всех находившихся в комнате обратить на него взоры. — Не волнуйся, — прошептал Ричард, — я трезв, как священник. — Потом все тем же шепотом добавил. — Ты только посмотри на нас, Макси. Двое мальчишек среди всех этих джентльменов.

— Почему язычникам дозволили участвовать в аукционе? — спросил низенький, пузатый и лысый человечек, руководитель американской фирмы «Олифант и компания» из Филадельфии.

К груди он прижимал потрепанную семейную Библию. Другие торговцы неспроста называли торговый дом Олифантов Домом Сиона. Этому способствовали заявления Олифантов, что они распространяют по всему миру Слово Христово. На практике это выражалось в том, что они продавали опий язычникам.

— Они ведь не христиане, правда? — спросил Джедедая Олифант.

— Нет, сэр, они евреи из Месопотамии, — ответил пожилой помощник Олифанта по китайским делам.

— Евреи из Месопотамии? О ком угодно слышал, а об этих…

— Братья Хордуны, сэр.

Джедедая Олифант помолчал и поправил очки. Его и без того красное лицо стало багровым.

— Значит, это и есть братья Хордуны?

— Других нет, сэр.

— А они, должен признать, красивы. На свой, иудейский манер.

— Мне говорили, что многие женщины разделяют вашу точку зрения.

— Где Рейчел? — быстро спросил Джедедая.

Его дочь Рейчел уже наделала шуму у излучины реки. Хотя, глядя на себя в зеркало, Джедедая Олифант видел довольно жалкое зрелище, его дочь, благодаря какому-то необъяснимому генетическому выверту, выросла настоящей красавицей. У нее была бледная кожа, осиная талия, черные как смоль волосы и потрясающие изумрудные глаза. Для мужчин — торговцев опием, которым годами не разрешалось привозить белых женщин в их сеттльменты в Кантоне, — ее появление стало подлинным потрясением, глотком чистого воздуха, ослепительной вспышкой света во мраке их существования.

— Она, как всегда, в безопасности, на борту «Ведьмы вод», сэр.

— Что за безбожное название! Нельзя ли поменять его?

— Нет, если мы не хотим получить бунт среди матросов. Моряки очень суеверны, а «Ведьма вод» совершила больше океанских переходов, чем любое другое судно нашего флота, причем в этих плаваниях не погиб ни один моряк. Так что…

— Благополучное путешествие — Божий промысел, а не результат действий капитана или кого-то из его…

— Я не советую вам менять название, сэр. Искренне не советую.

Глава Дома Сиона посмотрел на помощника-китаиста. Судя по всему, этот человек знает, что говорит. Поэтому Олифант просто хмыкнул.

— Где другие безбожники?

— Врассуны?

— Да, они.

— Их представитель будет менее заметен, но гораздо более важен. В конце концов, Врассун — посвященный в рыцари лорд Британской империи.