Колдовская душа - Мари-Бернадетт Дюпюи

У Жасент перед глазами появилась жуткая картина: мужчина, разумеется, пьяный, лежит на собственной маленькой сестре, и ему начихать на ее боль и стыд. Низость и порочность отдельных человеческих особей представлялись Жасент доказательством тайного существования армии демонов, жаждущих развратить души добрых христиан. Справедливости ради она тут же сказала себе, что этим грешат не только мужчины; многие женщины проявляют признаки демонической натуры. От этих мыслей голова пошла кругом, и, испытав острую потребность в божественной защите, молодая женщина поспешила к церкви.

Приближаясь к храму, она прошла мимо саней Жозюэ Одноглазого. Тела Фильбера на них не было. Собак так никто и не распряг, и они свернулись клубками на прихваченном льдом снегу. В тени просторного притвора через приоткрытую дверь Жасент увидела силуэты людей, склонившихся над чем-то темным, лежащим у них под ногами. Разговор шел о старом траппере, чья кончина вызвала среди жителей деревни переполох.

– Вот несчастье! Надо перебить всех волков! – ворчал бакалейщик, мужчина в длинном кожаном пальто.

– Ну, не так уж в окрýге много бешеных зверей, – с озадаченной миной отвечал мэр.

– Хватит и одного, дорогой мсье, – заметил доктор Сент-Арно, уже прибывший на место.

Врач перехватил удивленный взгляд медсестры Дебьен и, угадав ее немой вопрос, пояснил:

– Я как раз был в Crand Café и видел, как вернулась упряжка. Вы с печальным видом сидели возле неподвижного тела, и я понял, что наш пациент умер.

Голос доктора дрогнул, когда он произносил местоимение «наш», которое подразумевало его самого и Жасент. Поддавшись порыву, он приблизился к молодой женщине и нежно похлопал ее по плечу.

– Вы ни в чем не виноваты. Фильбер был человек преклонных лет и уже умер бы от бешенства, если бы не сыворотка. Ему не повезло: реакция организма стала для него фатальной…

– Ложь все это! – внезапно взвился Жозюэ Одноглазый. – Не нужно было возить его к этой колдунье, его сестрице! Он остался в том доме на ночь, и у нее было время все устроить – отравить его или проклясть, как у них, у ведьм, это заведено…

Собравшиеся стали удивленно перешептываться. Когда Матильда поселилась в деревне, местным жителям это не понравилось, но со временем к ней привыкли и даже стали уважать. Столько лет она прислуживала покойному кюре, и многие обращались к ней за услугами и советом, не говоря уже о том, чтобы с помощью гадания узнать будущее.

– Что вы на меня уставились? Фильбер мне так прямо и сказал! Вот его слова: «Приятель, я обязательно умру. Если есть кто-нибудь похуже бешеного зверя, так это моя сестра. Она меня ненавидит». Вот она, правда, господа!

Расстроенный кюре выразительно перекрестился и протяжно вздохнул.

– Вы говорите вздор, сын мой, – сухо сказал он. – Матильда никогда не давала повода для жалоб ни мне, ни моему предшественнику. Я могу засвидетельствовать ее набожность, ее старательность и то, что она прилежно посещает все церковные службы. Это недостойно – осуждать человека из-за каких-то глупых суеверий, тем более здесь, в доме Господа нашего. Воздержимся же от подобных речей!

Случись это несколькими месяцами ранее, Жасент стала бы возражать и яро защищать подругу, но она только что постигла глубину ненависти, точившей душу знахарки, и потому не решилась заговорить. Молодая женщина была очень бледна и, перед тем как уйти, с тревогой посмотрела на дверь.

– Я советовал бы вам вернуться домой, мадам, – тихонько произнес доктор, не зная, насколько уместна его рекомендация. Он заметил только, что молодой медсестре нездоровится. – Я же займусь свидетельством о смерти. Вы очень устали. Не обращайте внимания на весь этот вздор.

Он счел нужным объявить, повысив голос:

– Фильбер Уэлле скончался от острого воспаления мозга, развившегося вследствие укола антирабической сыворотки. Такое редко, но случается. Никто не виноват в его смерти, и я хочу, чтобы все это уяснили.

– Я согласен с вами, доктор! – решительно произнес мэр.

– Давайте помолимся за усопшего и отслужим по нему мессу! Пока не сойдет снег, похоронить мы его не сможем, так что временно поместим гроб с его телом в оссуарий[11].

– Не трудитесь, – проворчал Одноглазый. – Я отвезу своего приятеля к нему домой, а весной вырою ему возле хижины могилу.

У Жасент закружилась голова, и она поспешила выйти из церкви. Она шагала по главной улице, находясь в каком-то странном, полуобморочном состоянии. Войдя в свой дом на улице Лаберж – голодная, мучимая жаждой и тошнотой, – Жасент как благословение приняла взгляд серо-голубых глаз мужа, исполненный нежности. Пьер ожидал ее, стоя на крыльце. Он выбежал к ней навстречу, обнял и поцеловал в губы.

– Пьер, мой Пьер! Спасибо, Господи, что ты со мной! – прошептала женщина.

Он был ее главной защитой от всех печалей мира.

Сент-Эдвидж в пятницу, 18 января 1929 года

Каждый раз, когда Журден Прово возвращался домой из Роберваля, – вечером, и довольно-таки поздно, – душа его радовалась при виде матери и невесты, чаще всего сидящих рядышком в золотистом свете масляной лампы. Дезире, укутав свои немощные ноги одеялом, вязала, а Сидони сидела, склонив головку над книгой или кропотливой работой – вышивала воротничок или обметывала петли на корсаже. Их совместное существование становилось все больше похоже на спокойную, добрую дружбу. Более ни разу будущие супруги не предприняли попытки к сближению. Они все обсудили и решили, что лучше подождать брачной ночи. Это было благоразумно и устраивало обоих – и невесту, и жениха.

В этот вечер Журден застал Сидони в одиночестве. Она сидела на диване в гостиной и о чем-то сосредоточенно размышляла.

– Добрый вечер, Сидо! Как дела? Мама уже легла? Только не говорите, что вы сами сумели занести ее наверх!

– О нет! У нас был гость, который очень утомил вашу матушку, – я говорю о вашем дяде Оноре. Перед уходом он отнес ее в спальню. Должна признать, что этот господин сложён как колосс! Кстати, Журден, было бы во всех отношениях удобнее устроить вашу мать внизу. Тогда после рождения малыша мы сможем располагать комнатами на втором этаже. Не собираетесь же вы годами носить Дезире на руках?

– Мама не тяжелая и считает этот ритуал забавным. А меня он умиляет.

– Инвалиду в любом случае лучше жить на первом этаже! Если вы обустроите для нее маленькую столовую, ваша матушка сможет ложиться без всякой помощи.

Обескураженный мужчина всмотрелся в прелестное личико Сидони. Опустив глаза, она читала журнал. И даже не взглянула на жениха, несмотря на резкость собственных слов.

– Не понимаю, в чем заключается трудность, – ровным голосом произнес Журден.

– Ваш дядя разделяет мое мнение.