Мужей много не бывает - Галина Владимировна Романова

Да, почему-то для него очень важно было в тот момент услышать о моей любви. Он буквально вытряс из меня это признание. А потом поблагодарил. И он был искренен в тот самый момент. Я это видела. Я это чувствовала. В ту минуту он не лгал мне, как все предыдущие дни. Зачем?! Зачем он это делал?!

Кротов уверяет, что Семен хотел убить меня, потому и вошел в помещение, которое потом взлетело на воздух. Якобы, измучившись угрызениями совести, мужик решил покончить с собой. Какая чушь!!! Существует тысяча способов ухода из жизни. Не столь ярких, помпезных и обреченных на возможный провал. И если он хотел убить меня, почему не сделал этого? К тому же такой законченный циник, как он, не способен покончить с собой из-за каких-то дурацких угрызений совести, ибо совесть у него отсутствует начисто. Нет, в словах той полоумной старушенции что-то все-таки есть. Она с такой уверенностью твердила о преднамеренном убийстве, что не проникнуться мог только глухой.

Ладно, допустим все же, что Незнамова убили. Отсюда сразу вытекает вопрос: кто это сделал? Правильнее сказать, кому это выгодно? Недолго промучившись в раздумьях, я ограничила круг подозреваемых тремя кандидатурами.

Это были: я, Дашка и Кротов. Причем я подпадала под статью особо заинтересованных лиц, поскольку моя дражайшая половина изменяла мне буквально на глазах, не особо отягощая себя принципами морали.

Дашка могла убить его из ревности, потому как очень стремилась заполучить моего Незнамова себе в мужья. А если верить словам все той же экспансивной женщины, Дарья была очень настойчива в своих притязаниях. А Незнамов вроде бы с ней поссорился незадолго до своей гибели. Чем не причина отомстить? Мотив: «Не достанься же никому, раз моим не будешь!»

Кстати, мотивация моих поступков могла быть точно такой же.

Теперь Кротов. Здесь все также укладывалось бы в логическую цепочку: давняя безответная любовь ко мне, материальная заинтересованность и так далее, если бы не его неприятие физических методов расправы. Он, дарующий человеку жизнь посредством скальпеля и всячески стремившийся поддерживать эту самую угасающую жизнь в больных людях, считал неприемлемыми такие меры, как аборт или смертная казнь. Даже обычный мордобой вызывал у него состояние глубокой депрессии. Так что Кротов не мог совершить преднамеренное, хорошо спланированное убийство.

Я – тоже, поскольку сомнамбулизмом не страдала и отдавала себе отчет в каждом своем поступке прошлым летом.

Оставалась Дашка...

Да, начинать танцевать нужно было именно отсюда. Необходимо ее отыскать. Пусть не для того, чтобы привлечь ее к ответственности. Это нереально после того, что несколько маститых специалистов пришли к выводу, что это был несчастный случай. А просто чтобы посмотреть на нее теперешнюю. Как она поживает? Оплакивает ли безвременно погибшего или давно утешилась? И... столь ли она прекрасна сейчас, как тогда?..

Поднявшись со скамейки, я обошла территорию пансионата по периметру и взяла курс на озеро. Пляж действительно пришел в запустение. Сквозь крупный песок сплошь полезла трава. Еловый молодняк еще плотнее обступил озеро, покрывшееся неприглядной ядовито-зеленой ряской.

Я приставила ладонь козырьком ко лбу и попыталась рассмотреть противоположный берег. Нет, смотри не смотри, ничего подобным образом не увидишь. Даже если дядя Костя там и ловит сейчас рыбу, о моем присутствии он не знает, условный сигнал не подаст. Хотя... Я вспомнила о его бинокле, болтающемся на плече под полой длинного плаща. Он не мог упустить возможности проявить любознательность, заметив вертолет. Надо дать ему знать, что я снова здесь.

Нет, никто на мою приветственную жестикуляцию не откликнулся. Никто не взмахнул белым флагом, нанизанным на длинное древко. Дяди Кости там больше нет. Как наверняка нет и рыбы. И тут, словно выражая мне немой протест, рядом с берегом сильно плеснуло.

– Ого! – раздалось за моей спиной. – Представляю, как славно здесь было бы порыбачить.

Иван, помогая Ларисе спуститься по небольшому взгорку, подошел к берегу и уставился на мутную воду.

– Да, сюда бы без временных барьеров. Суток на двое. Тишина кругом. Уединение. Правда, Ванечка? – подавила мечтательный вздох Лариса, нежно глядя на своего спутника.

– Помнится, когда именно за этим сюда поехала я, ты восприняла эту идею в штыки, – отрезвляюще прозвучал мой ехидный голосок. – И сама знаешь, что из всего этого вышло.

– Ну так... – Лариска не нашлась, что ответить, обиженно надув губы.

– Ладно, – взмахнула я рукой. – Тут вот какое дело, ребята...

Ее Ванечка мгновенно насторожился. Он словно чувствовал, что эта безобидная экскурсия будет иметь продолжение, совершенно не укладывающееся в его временной регламент. Он сердито так засопел и бросил выразительный взгляд на часы.

Но мне было плевать. В моей голове зародилось и надсадно зазудело одно-единственное желание – во что бы то ни стало попасть на противоположный берег. Пусть это была прихоть ошалевшей от воспоминаний бабы. Пусть эгоизм, каприз, как угодно. Я хотела туда – и все тут.

– Ты с ума сошла?! – Лариска выкатила на меня красиво подведенные глаза и обескураженно развела руками. – Воистину, Витка, не делай добра, не получишь зла. Ванечка выпросил эту железяку на пару часов, не более.

– Так. Пару часов. Ага! А мы затратили всего лишь час десять. Чем меньше будем говорить, тем меньше будет неприятностей, – ответила я им обезоруживающей улыбкой и тут же взмолилась: – Ребята, я не знаю, что хочу там обнаружить, не знаю! Но чувствую всем сердцем, что мне туда нужно! Если смогу, объясню позже. – И тут же пригрозила им, топнув ногой: – Если не полетите туда, я поплыву. Ей-богу, поплыву! Утону на середине озера. Ты, Ларочка, будешь потом плакать и проклинать свою черствость. Ты, Ванечка, в этом случае лишишься всех надежд когда-нибудь завоевать сердце неприступной Снежной королевы. И к тому же я буду вам сниться целую вечность со страшно распухшим лицом и умолять жутким голосом: отвезите меня туда, пожалуйста! Отвезите меня туда!..

Иван с трудом подавил улыбку и, сплюнув себе под ноги, постарался укоризненно покачать головой.

Лариска свои чувства по поводу моего беспредельного нахальства все же озвучила, прошипев:

– Аферистка!

К вертолету мы почти бежали. Быстро загрузились, взлетели и менее чем через пять минут уже в три пары глаз высматривали наиболее удобную площадку для посадки. Такая и впрямь нашлась неподалеку от того места, где удил прежде рыбу высокий странноватый мужик дядя Костя по прозвищу Костыль. Еле дождавшись, когда Иван заглушит свою огромную стрекозу, я выскочила из кабины и, сгибаясь в три погибели, побежала вперед.

Что я хотела там найти, какие ответы получить на мучившие меня вопросы, я и сама толком не понимала. Просто шла, как собака по следу, ведомая непонятно откуда взявшейся уверенностью, что ответ должен быть, причем непременно здесь.

Следующие сорок минут я упорно обшаривала берег под непрестанные жалобы Ивана. Он метался от вертолета ко мне и обратно и нудил: