Пока ты пытался стать богом... Мучительный путь нарцисса - Ирина Млодик

Вообще, в том необычайно теплом, почти дождливом декабре бутовская квартира практически все время пустовала: Катя готовилась к новогоднему вечеру, в школе они замутили какой-то благотворительный проект к Рождеству, Валюшка пропадала в «своей» мастерской, ведя совместный бизнес со Славой. Ее художественные способности значительно уступали способностям учителя, но чувство формы было необыкновенным, поэтому когда им удавалось создать что-то совместно, то получались шедевры. Они арендовали еще одну галерею в Венеции и периодически переправляли туда свои работы. Регулярно звонил Джованни, который, как правило, повторял на смешном русском все те же фразы, постепенно изучая и прибавляя новые: «Джованни очень скучать», «Джованни очень ждать Валентина» и так далее. Каким-то странным образом Италия, в лице двух влюбленных мужчин, почти каждый вечер врывалась в эту совсем темную от отсутствия снега московскую зиму.

Второго января, наконец, выпал снег, много снега. Он мгновенно (но так ненадолго) превратил этот большой и грязный город в ажурное покрывало, в большой свадебный торт, чью белизну и целостность так обидно нарушать. В тот вечер мы собирались встретиться, чтобы отпраздновать Новый год. Лиза угощала нас самодельной лазаньей, Валюшка испекла свой знаменитый пирог. Младшая пришла уже совсем под вечер с покрасневшим носом и румянцем во всю щеку:

– Снег! Вы видели, какой снег?! Как хорошо, что сегодня нет ветра, весь снег остался на ветках и он так блестит в свете фонарей. Вы видели, как там красиво?

– Видели, дочка, ты почему такая красная? Там что, холодает? Или много гуляла?

Традиционный вечерний звонок Франко отвлек всех нас от известия о снеге. Пока Лиза общалась по телефону, приготовили чай.

– Скоро придет Слава, я пригласила его сегодня на вечер. Посмотри на него, как он тебе? – Валюшка слегка волнуется, и ее волнение передается мне: наконец-то мы увидим знаменитого Славу.

– Я уверена, что он прекрасен. Если он тебе нравится, значит, он хороший. Ты никогда не ошибалась в людях. Нечего даже сомневаться.

– А я боюсь чего-то. Не могу поверить, что у него ко мне серьезные намерения…

Звонок в дверь, и вот он, Слава, собственной персоной. Сначала появляется охапка еловых веток, а потом и сам он – обаятелен, чертовски обаятелен, правда, неожиданно староват (я представляла его моложе), ростом невысок. Морщины делают его лицо более рельефным, интересным. Ему идут и его морщины, и его седина. Очень живые глаза, смеющиеся или лукавые, не разберешь, но через минуту уже смотришь только в глаза – завораживают.

– Вы, должно быть, Елизавета. Как же вы молоды! На самом деле, мама так много рассказывала о вас. Очень рад знакомству!

Когда ритуал обмена любезностями был закончен, все сели за стол. Вечер, немного побуксовав (формальности говорить никому не хотелось, а для задушевного разговора мы были не достаточно знакомы), начал набирать обороты. Неожиданно разговорилась Лиза:

– Как вы считаете, что должен обязательно сделать человек в течение своей жизни? Без чего ему можно уверенно поставить «незачет»: жить – жил, а зачем – непонятно.

– Вы знаете, Елизавета, все зависит еще от того, кто будет принимать этот экзамен. Кому дозволено решать: «зачет – незачет»?

– Ну сам человек, конечно. Кто ж еще может решить?

– Не скажите, нам иногда только кажется, что решаем сами, а на самом деле мы часто так намагничены тем, чего ждут от нас близкие люди и общество, что уже не различаем, где мы, а где не мы.

– Я могу разграничивать, где я, а где не я.

– Вы вообще особый человек, Елизавета. Вы даже не представляете, насколько вы не похожи на многих ваших сверстниц.

– Вы же меня совсем не знаете.

– Я вижу, я же художник, мне достаточно видеть. Хотя, признаюсь, рассказы вашей мамы, безусловно, дополняют ваш образ.

– Итак, без чего жизнь пуста, по-вашему?

– Вам не понравится мой ответ… Моя жизнь пуста без мучений. Если я почему-то перестаю испытывать эту муку, когда что-то начинает твориться, то моя жизнь становится похожей на пустую подгнивающую бочку, гулкую и вонючую. И прежние заслуги и победы – не в счет. Творить бывает невероятно мучительно, особенно когда не выходит так, как ты это задумал, или когда то, что получается, – нелепо и банально. Но не творить вообще – еще хуже. Когда у тебя нет идеи, нет пыла, нет энергии – вот это по-настоящему гнусно. И потому последнее время я стараюсь строить свою жизнь так, чтобы творить мне всегда хотелось. Это не просто – так жить. Но только так, похоже, я и могу. И каким образом мой рецепт может помочь вам, юная Елизавета? Без чего ваша жизнь будет пустой и бессмысленной?

– Я сейчас все время думаю об этом. Пока не нахожу ответа. Может же быть так, что со временем ответ на этот вопрос меняется?

– Точно может, дочка! – Валюшкино лицо в свете лампы молодеет, когда она начинает про это говорить. – Я много лет думала, что моя жизнь невозможна без всех вас, что если нет вас, то все теряет смысл, а теперь мне кажется, что вокруг так много того, ради чего стоит жить. Сейчас я снова уверена, что живу не зря, и ставлю себе «зачет» по этому трудному предмету.

– А у меня нет ощущения смысла. Оно куда-то внезапно пропало, и я никак не могу его вновь обрести. И что самое сложное, никто помочь не может, не пришьешь же к себе чужой смысл как заплатку.

– Как же, Лизонька, у тебя же есть твой университет, работу свою ты любишь…

– Для чего мне учиться? И работать для чего? Для денег, это вопрос решаемый. А так для чего? Выучусь, что дальше? Стану командовать отделом, и что? В этом, что ли, смысл? Продвигаться по лестнице? Ну дойду я до вершин, как бабушка, и что? Это меня как-то осчастливит? Да меня все бояться и ненавидеть меня начнут только за то, что у меня будет все, о чем они только мечтают!

– Лиза, мне кажется, тебе так трудно еще потому, что ты пытаешься решить свою жизнь на много лет вперед. – Меня поражает столь мрачный взгляд на жизнь у прежде такой оптимистичной Елизаветы.

– Это правда. Если смотреть на всю жизнь целиком, то смысла в ней нет вообще: все умрем, и вы и я. Я-то, конечно, раньше. – Это Слава. – Ваша жизнь может быть полной и осмысленной только сегодня, завтра все надо начинать сначала. Человечество всегда стремилось заранее получить все рецепты и ответить на все вопросы, в том числе и на вопросы смысла, чтобы не мучиться. Попытки раз и навсегда уничтожить неопределенность и страдания во все времена были сколь навязчивыми, столь и провальными. Жизнь все равно продолжала преподносить свои сюрпризы и неожиданные повороты, которые невозможно было предусмотреть и к которым невозможно было подготовиться. А мучений избежать вообще невозможно, потому что страдания души свойственны каждому человеку, решившемуся честно посмотреть внутрь себя, ибо человек несовершенен, и что-то в нем всегда хочет изменений.

– Я, с одной стороны, готова ко всему, что преподнесет мне жизнь. Но с другой – пожалуй, как и все, хочу совершать только правильный выбор, а для этого надо знать все наперед. Определиться в начале пути. Ведь важно же, по какой дороге пойдешь? А вдруг эта дорога, по которой ты шел много лет, приведет тебя в вонючее, стоячее болото?