Кукольник из Кракова - Рэйчел Ромеро

– Изменить форму? – переспросил Кукольник. – Это интересная идея.

Он изобразил любопытство, как будто ему никогда не приходило такое в голову. Он положительно научился врать, мрачно подумала Каролина.

– Это нетрудно, – сказал Брандт.

Проследив за полетом бабочки над рабочим столом, он придавил пальцем краешек крыла, прижав ее столу. С ужасным звуком рвущегося шелка крылышко оторвалось от тельца. Насекомое беспомощно прыгало на одном крыле, пытаясь спастись.

– Зачем вы это сделали? – вскричала Каролина. – Она же никому не причинила вреда.

– Я хотел, чтобы она посидела спокойно, – сказал Брандт, как будто это было очевидно. – Смотрите.

Он накрыл бабочку ладонями и закрыл глаза. Они задвигались под веками, словно сканируя его внутренний мир, который Каролине совсем не хотелось видеть, а затем резко распахнулись. Довольный Брандт убрал руки.

Раненое насекомое на столе больше не было бабочкой – это был огромный коричневый паук, три из восьми его ножек беспомощно спутались. Каролина вскрикнула от отвращения. Знала ли бабочка, в кого она превратилась?

– Измените ее обратно, – сказал Кукольник дрогнувшим голосом. – Она еще жива. Она еще может чувствовать! Верните ее обратно.

Каролина подумала о Мыше и о том, как бы он чувствовал себя, если бы его превратили во что-то неприятное и опасное для окружающих. Кукольник никогда бы такого не сделал!

Брандт снова накрыл насекомое руками. Через секунду он убрал руки, и Каролина вздохнула с облегчением, увидев, что отвратительный паук опять стал бабочкой.

– Видите? Это очень просто, – сказал Брандт. – Вам надо попробовать. Я бы очень хотел посмотреть, во что вы сможете ее превратить.

– Не надо было так менять ее, – сказал Кукольник и рукой закрыл бабочку от Брандта. Каролина вспомнила, что точно таким же движением Рена пыталась защитить Мыша после того, как на него наступил племянник Брандта.

– Ну, вы не обязаны превращать ее в паука, – смеясь, сказал Брандт. Он, как ребенок, понял все буквально. – Она может превратиться почти во все, что угодно. Вы даже можете придать ей прежнюю форму, ту, что была до того, как у нее оторвалось крыло.

Каролина выпрыгнула из корзины и, подойдя к Кукольнику, встала у его локтя. Отсюда она почти не видела бабочку, которая все еще пыталась взлететь с одним крылом.

– Ее крыло не оторвалось само, – сказала она, и Брандт нахмурился.

Повторяя его движения, Кукольник накрыл бабочку ладонями и закрыл глаза. И снова, как в тот раз, когда он лечил Мыша, воздух вокруг задрожал. Каролина затаила дыхание. Она очень жалела бабочку, но втайне хотела, чтобы у Кукольника ничего не получилось. Тогда бы Брандт ушел и навсегда потерял к нему интерес.

Но у Кукольника получилось.

Кукольник убрал руку, и Каролина увидела, что оба крыла бабочки целы, невредимы и по-прежнему сияют красками. Они так быстро затрепетали, что в воздухе образовалось красочное пятно, словно оставленное кистью. Но теперь эти великолепные крылья были сделаны из раскрашенных перьев, а усики, которые могли передавать столько эмоций, – из кусочков тонкой проволоки с бусинами на концах.

Как и Мыш, бабочка стала игрушечной.

– Я же говорил, что вы можете делать чудеса. Она жива, как и прежде, и никаких повреждений, – сказал Брандт, желая присоединиться к триумфу Кукольника. Но он не имел отношения к этому чуду, да и сама Каролина никогда не стала бы помогать наводить мосты между своим другом и капитаном злых колдунов.

– Да, – сказал Кукольник гораздо менее оживленно, чем его гость.

Каролина подумала, что Брандт даже не заметил, что бабочка теперь не настоящая, а игрушечная. Этот злой маг видел только то, что хотел видеть.

– Я так рад, что наконец-то нашел человека, похожего на меня, – сказал Брандт, сжав плечо Кукольника. – Я боялся, что если и найду здесь волшебника, то он окажется поляком, а не немцем. Что толку в польском волшебнике?

– Какая разница, откуда человек родом? – заметила Каролина. – У вас много общего с любым волшебником.

– Низшим народам, к которым относятся поляки, нельзя разрешать творить чудеса, – усмехнувшись, ответил Брандт. – Когда я был здесь в первый раз, видел достаточно местных чудес. Оно мало впечатляют.

Каролина не удержалась и спросила:

– Каких, например?

– В деревне я как-то подстрелил красную птичку, но она не стоила потраченной на нее пули, – начал рассказывать Брандт. – Я думал, что, если сохраню ей жизнь, она хотя бы исполнит мое желание, но все, что она могла мне предложить, – это золотое яблоко. Какой толк от этого создания? В Германии есть рыцари-призраки, которые скачут по лесным дорогам, и лесной царь, повелевающий ольховыми рощами. Они сильны – гораздо сильнее всего, что есть тут.

Каролина приложила руку к сердцу, и по ее телу пробежала дрожь. Так это Брандт убил жар-птицу на лугу Лаканики! Рена описывала Каролине вкус яблока, от которого отказался капитан злых колдунов, – едва только надкусив его, она почувствовала разлившуюся во рту сладость. «Как будто ешь лето», – вздохнула Рена.

Возмутительно, что никому больше не удастся попробовать этого чуда из-за какого-то злого колдуна!

– Не надо было убивать птицу, – сказала Каролина. – Она не сделала вам ничего плохого.

– Но и хорошего тоже, – отрезал Брандт.

Чувствуя, что назревает ненужная ссора, Кукольник сказал:

– Я бы с удовольствием поговорил еще, но, к сожалению, мне нужно закончить свои дела. Я хотел бы успеть до комендантского часа.

Он улыбнулся, и его улыбка напомнила слабый огонек свечи посреди темной комнаты.

Но Брандт принял его слова за чистую монету.

– Я приду завтра, и мы поговорим еще, – сказал он.

* * *

Каролина знала, что на самом деле после сегодняшних событий Кукольнику вовсе не хотелось снова отправляться за покупками, но все же предлог сработал. Брандт, насвистывая, ушел из магазина.

– Ты можешь говорить с ним сколько хочешь, но я больше не собираюсь, – сказала Каролина, глядя на место, где стоял капитан злых колдунов. После разговора с ним она чувствовала себя совершенно обессиленной. Больше всего на свете ей хотелось прижаться к Кукольнику и позволить размеренному стуку его сердца убаюкать ее. Но если ей было так плохо, то Кукольнику, наверное, еще хуже. Ведь Каролину Брандт рассматривал лишь как интересный объект, а настоящей его целью был именно Кукольник.

– Я тоже не хочу иметь с ним никакого дела, – ответил Кукольник. Он снял очки, словно устав от четкости, с которой видел магазин и площадь за окном. – Но у меня нет выбора.

Бабочка опустилась и села ему на палец. Она потерла деревянные лапки, и этот звук напомнил им звуки скрипки Джозефа. Каролине показалось, что так она хочет поблагодарить ее друга: раз она не умела разговаривать, как Мыш, то, похоже, выражала свои чувства с помощью музыки.