Вокруг себя был никто - Яков Шехтер

Сон, на самом деле, вовсе не отдых тела. Внутри нас есть органы, не ведающие покоя от рождения до самой смерти: сердце десятки лет качает кровь, сокращаются и вновь раздуваются легкие, работают почки, желудок. Настоящая цель сна – отдых души. Спустившаяся из сияющего пространства в гнетущие рамки «здесь и сейчас», душа не может вынести постоянного давления мира и должна регулярно уходить из него, соединяясь с источником. Под гнетом лжи и несправедливости, она словно забывает про обещание Космоса забрать ее назад и обязана постоянно проверять, убеждаться, что сияющий мир еще существует. В тяжелые минуты достаточно заснуть на несколько секунд, даже не заснуть, а отключиться, но мгновения, пока голова валится на грудь до упора подбородком в ключицу, душе достаточно.

На улице снова серое утро: чудесная, милая погода. Тихонько шепчет дождик, впору фазану стучать в оконное стекло, но какой фазан залетит на такую высоту и где они, вообще, живые фазаны?

Омовение рук, зубы, душ, упражнения, завтрак. Полный автопилот, голова свободна и пуста. И сердце, увы, тоже. Два дня без Веры, но страсть нашего бесконечного соперничества не уходит, только заползает глубже, словно змея в нору и, притаившись, ждет своего часа.

В парадной дома, где мы поселились с Верой после свадьбы, кошка родила четырех котят прямо под лестницей. Полинке тогда было три с половиной года, и мы с ней каждые два часа спускались посмотреть, насколько выросли котята. Мы принесли для кошки старое одеяло, регулярно меняли молоко в блюдечке, и через день она так привыкла, что даже позволяла нам прикасаться к черному, рыжему и двум белым комочкам. Лишь скалила зубы, словно предупреждая: только попробуйте обидеть, я здесь.

Но мы вовсе не собирались обижать глупую кошку, совсем наоборот. Полинка уже выбрала одного из беленьких котят для нас, а других все не могла поделить между соседями. Ей представлялось, будто соседи, как и она, мечтают привести к себе в дом милое существо с длинным хвостом.

Через день, возвращаясь домой, я обнаружил под лестницей мокрое одеяло и ведро, полное воды. В ведре плавали рыжие, белые и черные комочки. Кошки не было. Она исчезла навсегда, видимо, ушла из дома, где так отнеслись к ее маленьким деткам.

Ведро я узнал. Ведро было нашим. Вынести его из квартиры мог только один человек.

– Я не хочу, чтобы в парадной воняло кошачьей мочой, – нимало не смущаясь, объяснила Вера. – Через три месяца они бы превратились в настоящих котов и гадили бы на каждом углу. Я хотела вынести ведро во двор, выплеснуть в мусорный бак, да боюсь поскользнуться. Сходи, милый, вылей воду.

Слушать ее мне было дико. Просто так лишить жизни другое существо, хладнокровно бросить котят в воду, наблюдать, как они барахтаются и пускают пузыри – нет, невозможно! Я прошел в спальню, вытащил из-под кровати свой чемодан и начал собирать вещи. Окажись я в тот момент более решительным, вся моя жизнь сложилась бы по-другому. Но что можно ожидать от юноши, почти мальчика! Наш первый скандал, как впрочем, и почти все последующие, закончился под одеялом.

Мы долго разговаривали, до самого утра. Мне показалось, будто Вера поняла, приняла один из главных принципов психометрии: абсолютное запрещение убивать живые существа. Увы, ее представление об этом принципе оказалось весьма далеким от моего.

Без пятнадцати девять. Пора спускаться в холл, к Лоре. Стучат в дверь. Вероятно, горничная. Неужели они так рано начинают уборку?

За порогом стоит Лора.

– Извините, что прямо в номер. Можно?

– Да, да, пожалуйста. Правда, у меня слегка не убрано, прошу прощения.

– Нет, это я прошу прощения.

Двери я не запираю. Мало ли какие мысли могут полезть в голову. И хоть я достаточно хорошо владею собой, но зачем потрафлять злому началу? Справиться я с ним, несомненно, справлюсь, еще на дальних подступах, однако в психометрии истинным победителем считается не тот, кто разгромил противника, а тот, кто уклонился от боя.

Лора в нерешительности останавливается посреди комнаты.

– У меня к вам длинный разговор. Если честно, я специально попросилась вас сопровождать, рассчитывая выкроить время для беседы. Но если неинтересно, то можно поехать по Одессе.

Вот кокетка! Впрочем, возможно это от смущения.

– Если честно, беседа с вами мне интереснее любой поездки.

Ах, как неловко получилось! Она может воспринять мой ответ, будто личный комплимент. Надо поправить.

– Вы же знаете, что для психометриста главные события происходят не снаружи, а внутри. Снимайте плащ, усаживайтесь и начнем.

Плащик у Лоры почти невесом, но на ощупь воспринимается как дорогая, солидная вещь. Пока я вешаю его в шкаф, Лора уютно устраивается в кресле и вытягивает ноги поближе к обшивке подводной лодки. На ней серая, в черную точку юбка и черный, обтягивающий свитер. Свитер выгодно подчеркивает формы. Она красива, Лора.

– Вы знаете, я не смогла припарковаться у гостиницы и шла два квартала пешком, промочила ноги. Можно снять сапоги?

– Пожалуйста, пожалуйста.

Это наивность или прием? Если прием, то уж больно лобовой. Я ведь, все-таки, не Филька. Хотя для Фильки приемы не нужны, стоит только закрыть за собой дверь, и он готов. Однако посмотрим. Забавное получается начало разговора.

Лора начинает стягивать сапоги. Я демонстративно отворачиваюсь к окну. Холодные пальцы дождя барабанят по карнизу. Погода – хорошо бы собаку купить.

– Может чаю – согреться?

– Нет, благодарю, мне не холодно. Только ноги промокли.

Действительно, чулки телесного цвета потемнели в тех местах, где пальцы соприкасаются с носком туфель. Ступни у нее маленькие, непропорционально маленькие для ее роста, стройные лодыжки, аккуратный подъем. Дальше уже юбка. В общем, черт побери, эффектная сцена: профессор психометрии в командировке.

Я приподнимаю второе кресло и устанавливаю его напротив Лоры. Напротив, но с таким расчетом, чтоб нельзя было дотянуться. У женщин, во время разговора, иногда бывают непроизвольные прикосновения и прочая атрибутика эффектных жестов. Подальше, подальше.

Лора нервно потирает руки.

– Если позволите, я начну с самого начала. Очень вас прошу, перебивайте меня, важно любое ваше замечание. Есть так много вопросов, на которые надо найти ответы, я не буду их задавать, но если по ходу рассказа вы увидите, то, пожалуйста… хорошо, да? Вы скажите мне, я вас очень прошу…

Ого, это почти истерика.

– Сразу после окончания средней школы я уехала учиться в Цфат. Нас было несколько подружек, обычная девчачья компания. Подружки все остались в Израиле, большинство замужем за психометристами, обычный маршрут для девочек из Цфатской психометрической.

– Не только из Цфатской. Иерусалимская и реховотская построены по тому же принципу.

– Да, я это быстро поняла, и мне стало скучно. Девчонки без конца обсуждали, какого мальчика они бы хотели заполучить, строили планы, где поселиться, как устроить квартиру, а мне хотелось чего-то иного. Не конкретных вещей, нет, а просто иного. Если бы я тогда смогла определить, чего же мне хочется, я бы, скорее всего, бросила школу и занялась бы интересующим меня делом. Проблема состояла в том, что дела никакого не было, а просто томление и тоска.