Любовь и прочие проклятья - Татьяна Николаевна Гуркало

смотреть ужастики и перестать менять облик, пугая родных. И вот там-то, на мягкой кушетке в маленьком кабинете, я позеленела от злости уже вполне осознанно, со знанием дела. Сверкающие зеленью глаза, волосы-иглы, клыкастый оскал… гоблины, когда их кровь веками не разбавляют люди, выглядят весьма пугающе. А я, кажется, ещё и какую-то боевую форму умудрилась принять.

В общем, прославленный психолог после этого скоропостижно ушла в бессрочный отпуск, после так и не вернувшись в профессию. А меня начали изучать вдвое интенсивнее, уже без привлечения разнообразных шарлатанов от мира магии и науки.

Выяснилось, что гоблинские гены оказались коварными. Доминантные по своей сути, как и матушкино наследие, при смешении они выдали такую необычную спираль ДНК, что светила генной инженерии за голову хватались и советовали сдать меня на опыты и не мучиться. Я на опыты сдаваться не желала, зло сверкала изумрудами глаз и прятала зелёные руки от медсестёр, алчущих моей уникальной крови. Родители, впрочем, были на моей стороне, спешно увезли от бдительного ока Совета к отцовским родственникам в Англию и спрятали в закрытой частной школе.

Увы, прижиться среди британской публики мне не удалось. Даже чопорным англичанам зеленеющая от эмоций фея показалась чрезмерно экзотичной, хотя пару лет я умудрилась проучиться почти спокойно, до первой своей влюблённости.

Его звали Чарльз, как принца. И внешне он казался каким-нибудь сказочным героем – синеглазый брюнет с обаятельной улыбкой, на котором даже нелепая школьная форма в косую клеточку сидела просто великолепно. Мы гуляли по цветущему саду, беседуя о всякой ерунде. Он держал меня за руку, чуть поглаживая ладонь кончиками пальцев, и я чувствовала себя самой счастливой на свете.

А потом он меня поцеловал. Нежно, почти робко, невесомо приобняв за талию, но сердце бешено заколотилось в груди, а в животе закружились пресловутые бабочки. Губы у Чарльза оказались тёплые и мягкие, дыхание отдавало мятной свежестью, так что целоваться с ним мне определённо понравилось, хотя сравнивать было не с кем. Казалось даже, что за спиной распахнулись крылья, а кожу закололо иголочками удовольствия.

Время растянулось. Застыло, окружив нас коконом, защищающим от всего вокруг – от любопытных взглядов сокурсников и возможного неодобрения преподавателей. И не было никаких звуков, даже пение птиц стихло, только суматошно стучало влюблённое девичье сердечко, познавшее новое и такое сильное чувство.

Оторвавшись от моих припухших губ, Чарльз сперва улыбнулся, но улыбка внезапно завяла, глаза изумлённо расширились, а аристократически светлая кожа приобрела совсем не аристократическую синеватую бледность в малиновую крапинку. Заковыристо ругнувшись на языке Шекспира, он отшатнулся от меня, как от прокажённой, и рванул прочь по тропинке, петлявшей среди цветущих каштанов, истошно визжа что-то про жутких русских ведьм и чьих-то матерей.

Первую секунду я оторопело стояла на месте, не понимая, что это сейчас произошло. Почему мой принц, сверкая пятками, умчался в закат сразу после первого поцелуя? Хотела махнуть рукой, крикнуть хоть что-то вслед, чтобы задержать, но обратила внимание на свою руку. Нежно-зелёную, в тон ровного газона под ногами. Зато сразу понятно, почему Чарльз трусливо сбежал от своей прекрасной феи. Потому что красавица теперь наглядно иллюстрировала историю о принцессе-лягушке, по крайней мере своим колером. И ведь случилось всё совсем как в сказке. Только в оригинале лягушка от поцелуя превратилась в человека, а у меня вышло с точностью да наоборот.

Скандал удалось замять – родственники отца вежливо извинились перед родителями Чарльза за чашечкой чая, клятвенно уверяя, что «коварная русская девица» ни коим образом не пыталась обманом склонить юного воздыхателя к женитьбе, никакими зельями не травила и облик свой не меняла. И вообще, это сущее недоразумение, а вот реакция Чарльза, если что, вполне может быть расценена как проявление расизма. Да, зелёная кожа. Да, чуть заметны клыки. Ну а что, такая уродилась. И вообще, разве детям гоблинов запрещено получать образование?

В искусстве ведения беседы моим кузенам не было равных – семейство Кривой Зуб уже пару веков занималось юридической и адвокатской практикой. Защищать права расовых меньшинств в последние годы поднаторели настолько, что даже их гоблинская природа уже никому не бросалась в глаза. По крайней мере указывать на неё никто не смел, побаиваясь встречных исков и всеобщего порицания. Это же Англия, колыбель магической толерантности, здесь нельзя делить людей и нелюдей по прикусу и цвету кожи.

Но слухи всё-таки просочились, и косо поглядывать на меня начали все без исключения, за глаза называя гоблиншей. Слух у меня был хороший, так что зеленеть от гнева, зло стискивая кулаки, я стала всё чаще и чаще, пока под конец учебного года сама не попросилась куда подальше из этого элитного гадюшника.

Прощалась с Лондоном я безо всякой печали, хотя дядюшки и кузены уговаривали остаться. В сентябре поступила в обычный колледж прикладного волшебства, который когда-то заканчивала мама, и пыталась максимально абстрагироваться от своей инаковости. Я же фея? Фея. А феи всегда улыбчивы и не ведают грусти.

Но кое в чём я всё-таки отличалась, и поделать с этим ничего не могла. Пока подружки по колледжу бегали на свидания, я училась, потому что пара попыток завести хоть какие-то отношения приводила к одному и тому же финалу. Как бы я себя ни контролировала, как бы ни старалась «удержать» лицо, рано или поздно какие-то эмоции вырывались наружу, а вместе с ними и зеленоватый гоблинский облик. А извращённых любителей травянистых оттенков в женском лике мне что-то не попадалось.

В общем, неудивительно, что с такими «особенностями» и после выпуска моя личная жизнь складывалась, мягко говоря, неважно. Ну кому захочется в пылу ссоры (а то и страсти) лицезреть перед собой болотную ведьму вместо волоокой красавицы? Вот я и плюнула на поиск того единственного и на устройство своего счастливого семейного гнёздышка, с головой уйдя в работу. Была ведь обычной штатной феечкой каких-то пять лет назад, а сейчас большая шишка, руководитель проекта, с полсотни крылатых волшебниц в подчинении.

Мне моё дело искренне нравилось. Да любой, наверное, был бы счастлив, исполняя чужие желания, – душевные улыбки, восторг в глазах, сугубо положительные эмоции… Хочешь не хочешь, а сама всегда улыбаешься в ответ. И для феи всё это как божественный нектар, амброзия, так что только в радость купаться в светлых чувствах. И сила от такого растёт, и желание творить.

Тот, кто придумал когда-то создать бизнес на феях, настоящий гений. Нам ведь тоже жизненно важно тратить свою магию, а не копить и беречь для особого случая, когда родится какая-нибудь неудачливая принцесска или