Мягкая мощь. Как я спорил с Бжезинским и Киссинджером - Джозеф Най

технологии делают доступными для отдельных лиц возможности, которые в прошлом были уделом исключительно правительства. Падение издержек приводит к увеличению толщины и сложности глобальных сетей взаимозависимости. Соединенные Штаты поощряют экономическую глобализацию и извлекают из нее выгоду. Однако в долгосрочной перспективе можно ожидать, что глобализация сама по себе приведет к распространению технологических и экономических возможностей и тем самым уменьшит степень американского доминирования.

Глобализация и местные культуры

Местная культура и местная политика также накладывают существенные ограничения на степень усиления американской власти в результате глобализации. Вопреки общепринятому мнению, глобализация не приводит к гомогенизации культур мира.

Глобализация и модернизация, хотя они и связаны между собой, не одно и то же. Иногда глобализации приписывают изменения, которые в значительной степени вызваны просто модернизацией. Умеренность промышленной революции изменила британское общество и культуру в XIX веке. Глобальное распространение индустриализации и развитие альтернативных центров промышленного могущества даже в некоторой степени подорвали относительные позиции Великобритании. И хотя современность новых индустриальных центров изменила их местные культуры так, что в некоторых отношениях они стали больше походить на Британию, чем раньше, причина была в следующей модернизаци, а не англизации. Более того, хотя современность и привела к появлению некоторых общих черт, таких как урбанизация и фабрики, остатки местных культур ни в коем случае не были стерты. Конвергенция в сторону схожих институтов для решения схожих проблем неудивительна, но она не ведет к однородности. В индустриальных обществах Великобритании, Германии, Америки и Японии в первой половине ХХ века были некоторые сходства, но были и существенные различия. Когда Китай, Индия и Бразилия завершат нынешний процесс индустриализации, не следует ожидать, что они станут копиями Японии, Германии или США.

Точно так же, несмотря на то, что Соединенные Штаты, по общему мнению, находятся в авангарде информационной революции, и хотя информационная революция приводит ко многим сходствам в социальных и культурных привычках (таких, как просмотр телевизора или использование Интернета), не следует связывать эти сходства с американизацией. Корреляция — это не причинно-следственная связь. Если представить себе мысленный эксперимент, в котором страна стремительно внедряет компьютеры и средства связи в мире, где США не существует, то можно ожидать, что в результате модернизации (или, как говорят некоторые, постмодернизма) произойдут серьезные социальные и культурные изменения. Конечно, поскольку Соединенные Штаты существуют и находятся в авангарде информационной революции, американизация имеет место, но, скорее всего, в течение столетия она будет уменьшаться по мере распространения технологий и модификации местных культур на свой лад.

Историческим доказательством того, что глобализация не обязательно означает гомогенизацию, может служить пример Японии — страны, которая сознательно изолировала себя от более ранней волны глобализации, принесенной европейскими мореплавателями XVII века. В середине XIX века она стала первой азиатской страной, принявшей глобализацию и успешно заимствующей мировые достижения, не теряя при этом своей уникальности. В период реставрации Мэйдзи Япония вела широкий поиск инструментов и инноваций, которые позволили бы ей стать крупной державой, а не жертвой западного империализма. Она отправляла молодых людей на Запад для получения образования. Ее делегации ездили по миру в поисках идей в области науки, техники и промышленности. В политической сфере реформаторы Мэйдзи были хорошо осведомлены об англо-американских идеях, но сознательно обратились к немецким моделям, поскольку они считались более подходящими для страны с императором.

Урок, который Япония должна преподать остальному миру, заключается не просто в том, что азиатская страна может конкурировать по военной и экономической мощи, а в том, что после полутора веков глобализации можно адаптироваться, сохраняя уникальную культуру. Конечно, в современной Японии есть американское влияние (а в США — японское, например, игра Pokémon). Тысячи японских молодых людей перенимают музыку, одежду и стиль городских чернокожих американцев. Но некоторые из групп одеваются на сцене как самурайские воины. Как утверждает один из них, «мы пытаемся создать совершенно новую культуру и смешать музыку». Можно аплодировать, осуждать или просто забавляться тем или иным культурным трансферам, но не стоит сомневаться в сохранении культурной уникальности Японии.

Образ американской гомогенизации также отражает ошибочно статичный взгляд на культуру. Мало какая культура является статичной, и попытки представить ее неизменной часто отражают скорее консервативные политические стратегии, чем описание реальности. Перуанский писатель Марио Варгас Льоса хорошо сказал, что аргументы в пользу культурной идентичности и против глобализации «выдают застойное отношение к культуре, не подтвержденное историческими фактами. Известны ли нам культуры, которые оставались бы неизменными на протяжении долгого времени? Чтобы найти такую культуру, нужно отправиться в маленькие, примитивные, магико-религиозные общины, состоящие из людей… которые в силу своей примитивности становятся все более уязвимыми для эксплуатации и истребления». Жизнеспособные культуры постоянно меняются и заимствуют опыт других культур. И не всегда эти заимствования происходят из США. Например, как уже говорилось выше, после окончания холодной войны гораздо больше стран обратились к Канаде, чем к США, в качестве примера для построения конституции. Канадские взгляды на борьбу с преступлениями на почве ненависти оказались более приемлемыми для Южной Африки и стран Восточной Европы, чем американская практика применения Первой поправки.

Как уже говорилось выше, глобализация — это палка о двух концах. В некоторых регионах происходит не только откат от американского культурного импорта, но и попытка изменить саму американскую культуру. Американская политика в отношении смертной казни теперь может иметь поддержку большинства.

Внутри США, но в Европе она рассматривается как вопиющее нарушение прав человека и является предметом транснациональных кампаний, возглавляемых правозащитными группами. Аналогичную критику вызывает и отношение американских экологов к изменению климата или генетической модификации продуктов питания. Как отмечает британский автор Джонатан Фрид-лунд, «в прошлом антиамериканцы приберегали свою желчь для двух отдельных областей американских проступков. Во-первых, они были потрясены выходками Америки за рубежом. Во-вторых, их отвращало поведение американцев внутри своей страны… Теперь, благодаря глобализации, эти две старые формы враждебности сошлись воедино».

Наконец, есть некоторые свидетельства того, что глобализация и информационная революция могут скорее усилить, чем уменьшить культурное разнообразие. По мнению одного британца, «глобализация является причиной возрождения местной культуры в разных частях мира… Глобализация не только тянет вверх, но и толкает вниз, создавая новое давление на местную автономию». Некоторые французские комментаторы выражают опасение, что в мире глобального Интернет-маркетинга больше не останется места для культуры, в которой ценится около 250 различных сортов сыра. Напротив, Интернет позволяет разрозненным потребителям объединиться, что способствует развитию нишевых рынков, включая множество сайтов, посвященных только сыру. Информационная революция также позволяет людям создавать более разнообразные политические сообщества. Сегодня