Мягкая мощь. Как я спорил с Бжезинским и Киссинджером - Джозеф Най

военную силу. И это центральное положение, в свою очередь, благоприятно сказывается на американской «жесткой» и «мягкой» силе. С этой точки зрения, статус центра означает гегемонию.

Сторонников гегемонистской или односторонней внешней политики привлекает такой образ глобальных сетей. Однако есть, по крайней мере, четыре причины, по которым было бы ошибочно представлять современные сети глобализма только в виде узла и спиц американской империи, создающей зависимость для малых стран. Эта метафора полезна как один из ракурсов глобализации, но она не дает полной картины.

Во-первых, архитектура сетей взаимозависимости варьируется в зависимости от различных аспектов глобализации. Метафора «ступицы и спицы» больше подходит к военному глобализму, чем к глобализму экономическому, экологическому или социальному, поскольку в этой сфере американское доминирование гораздо сильнее. Даже в военной сфере большинство государств больше обеспокоены угрозами со стороны соседей, чем со стороны США, что заставляет многих призывать американскую глобальную мощь к восстановлению баланса на местах. Американское присутствие приветствуется в большинстве стран Восточной Азии как противовес растущей китайской мощи. То есть метафора «центр и спицы» больше подходит к отношениям силы, чем к отношениям угрозы, а, как мы видели в главе 1, на балансирующее поведение в значительной степени влияет восприятие угрозы. Если бы вместо роли желанного балансира Соединенные Штаты стали восприниматься как угроза, то они потеряли бы влияние, которое возникает в результате предоставления военной защиты для уравновешивания других. В то же время в экономических сетях образ «узла и спицы» неточен. Например, в торговле Европа и Япония являются значимыми альтернативными узлами глобальной сети.

Экологическая глобализация — будущее исчезающих видов в Африке или тропических лесов Амазонки в Бразилии — также в меньшей степени сосредоточена вокруг США. А там, где Соединенные Штаты рассматриваются как главная экологическая угроза, например, в производстве углекислого газа, они менее желанны, и там часто наблюдается сопротивление американской политике.

Во-вторых, образ «центра и спиц» может вводить нас в заблуждение относительно отсутствия взаимности или двусторонней уязвимости. Даже в военном отношении способность США нанести удар по любой точке мира не делает их неуязвимыми, как мы убедились 11 сентября 2001 года. Другие государства, группы и даже отдельные лица могут прибегнуть к нетрадиционным методам применения силы или, в перспективе, разработать оружие массового поражения со средствами доставки, которые позволят им угрожать Соединенным Штатам. Терроризм — это реальная угроза, и ядерная или массовая биологическая атака будет более смертоносной, чем захват самолета. Как мы видели в предыдущей главе, глобальные экономические и социальные транзакции делают контроль над нашими границами все более трудным. Открываясь для экономических потоков, мы одновременно открываемся для нового типа военной опасности. И хотя США обладают самой крупной экономикой, они чувствительны и потенциально уязвимы к распространению инфекций на мировом рынке капитала, как мы убедились в ходе «азиатского» финансового кризиса 1997 года. В социальном измерении Соединенные Штаты, возможно, экспортируют больше популярной культуры, чем любая другая страна, но они также импортируют больше идей и иммигрантов, чем большинство стран. Управление иммиграцией оказывается чрезвычайно чувствительным и важным аспектом реакции на глобализм. Наконец, Соединенные Штаты чувствительны к воздействию окружающей среды и уязвимы к действиям за рубежом, которые они не могут контролировать. Даже если Соединенные Штаты примут дорогостоящие меры по сокращению выбросов углекислого газа у себя дома, они все равно будут уязвимы к изменению климата, вызванному работой угольных электростанций в Китае.

Третья проблема популярной среди гегемонистов простой модели зависимости «центр — спицы» заключается в том, что она не позволяет выявить другие важные связи и узлы в глобальных сетях. Нью-Йорк играет важную роль в потоках капитала на развивающиеся рынки, но также важны Лондон, Франкфурт и Токио. С точки зрения социально-политической глобализации Париж более важен для Габона, чем Вашингтон; Москва более важна для Центральной Азии.

В таких ситуациях наше влияние зачастую ограничено. Мальдивские острова, расположенные в Индийском океане на высоте всего нескольких футов над уровнем моря, особенно чувствительны к потенциальным последствиям выработки углекислого газа в остальном мире. Они также абсолютно уязвимы, поскольку их чувствительность связана с географией, а не с политикой. В какой-то момент в будущем Китай станет более значимым для Мальдивских островов, чем США, потому что в конечном итоге он опередит нас в производстве парниковых газов. Для многих стран мы перестанем быть центром мира.

Наконец, как следует из предыдущего примера, модель «центр и спицы» может ослепить нас изменениями, происходящими в архитектуре глобальных сетей. Теоретики сетевых технологий утверждают, что центральные игроки получают наибольшую власть, когда между другими участниками существуют структурные дыры — разрывы в коммуникациях. Когда спицы не могут общаться друг с другом, не проходя через концентратор, центральное положение концентратора обеспечивает власть. Когда спицы могут общаться и координировать свои действия непосредственно друг с другом, центральный узел становится менее влиятельным. Рост Интернета позволяет создавать альтернативные связи, которые заполняют пробелы.

По мере того как архитектура глобальных сетей эволюционирует от модели «центр — спицы» к широко распределенной форме, подобной Интернету, структурные дыры уменьшаются, а структурная власть центрального государства снижается. Пока американцы занимают центральное место в Интернете: в начале XXI века они составляли более половины всех пользователей Интернета. Но к 2003 году, по прогнозам, в США будет 180 млн. пользователей Интернета, а за рубежом — 240 млн. человек. Еще более ярко это проявится через два десятилетия, по мере дальнейшего распространения Интернета. Сегодня наиболее распространенным языком в Интернете является английский, но к 2010 г. число китайских пользователей Интернета, скорее всего, превысит число американских. Тот факт, что китайские сайты будут читать в основном выходцы из Китая и экспатрианты, не оттеснит английский язык от роли лингва-франка в Интернете, но усилит влияние Китая в Азии, позволив Пекину «формировать китайскую политическую культуру, выходящую далеко за пределы его физических границ». И Китай будет не одинок. С неизбежным распространением технологических возможностей, более распределенной сети.

Раочие архитектуры будут развиваться. В будущем, когда в Азии будет миллиард пользователей Интернета, а в США — 250 миллионов, на азиатский рынок будет привлечено больше сайтов, капитала, предпринимателей и рекламодателей.

Сегодня Соединенные Штаты, по выражению журнала The Economist, возвышаются над миром, как колосс. При более внимательном рассмотрении мы видим, что американское доминирование варьируется в разных сферах и что многие отношения взаимозависимости идут в обе стороны. Крупные государства, такие как США или, в меньшей степени, Китай, обладают большей свободой, чем малые государства, но они редко освобождаются от влияния глобализации. И государства не одиноки. Как мы видели в предыдущей главе, игроками становятся организации, группы и даже отдельные люди. Как в лучшую, так и в худшую сторону,