Проклятые поэты - Игорь Иванович Гарин

вечность, возвышающуюся над механичностью часов:

А вечность круг свой совершает

Над этой стрелкой неживой,

И время ухо наклоняет

Послушать сердца стук глухой.

Противник контрастов, антагонизмов, Готье не терпит и противопоставления времен – прошлого, настоящего, будущего. «Ностальгия обелисков» – констатация не только связи культур, но и времен.

Рамзес мой камень величавый,

В котором, Вечность, ты молчишь!

Швырнул, как горсть травы трухлявой,

И подобрал его Париж.

Свидетель пламенных закатов,

Сородич гордых пирамид,

Перед палатой депутатов

И храмом-шуткою стоит.

Ту же мысль об аналогиях и параллелях между различными и далеко отстоящими друг от друга явлениями, мысль о симметричности и статичности мира мы находим и в «Тайном родстве». Поэт сопоставляет и обнаруживает скрытую близость между глыбами мрамора на синем фоне неба, жемчужинами, погрузившимися в морскую пучину, розами, распустившимися у фонтана, и белыми голубями с розовыми лапками, которые сидят рядом на куполе одного из соборов Венеции.

«Искусство для искусства», или Эстетика Т. Готье

Счастливый человек, человек, достойный зависти! Он любит только прекрасное, он не искал ничего другого, кроме прекрасного, и, когда гротескное или отвратительное предстает перед его взорами, он умеет извлечь из него таинственную красоту.

Ш. Бодлер

Всякая вещь, ставшая полезной, перестает быть прекрасной.

Т. Готье

Мы верим в самостоятельность искусства; искусство для нас – не средство, а цель, и художник, стремящийся к чему-нибудь другому, кроме красоты, не является художником.

Т. Готье

Хотя Готье исповедовал эстетику «эмалей и камей», согласно которой чувства не должны оставлять в произведении никакого следа, в собственном творчестве он не следовал принципу холодного эстетизма и не отстранялся от живой жизни, скорее наоборот, стремился превратить искусство в «искусство жить» (Г. К. Косиков). Его «искусство жить» так или иначе связано с мудростью, наделенной чертами вечности, – отсюда превращение смеха и слез в «эмали и камеи», придание эмоциям вневременных черт. Очень точно это свойство творчества Т. Готье сформулировал Барбье д’Орвильи:

Этот человек, якобы являющийся (по его утверждению) мастером приема, в действительности наделен простой и чувствительной душой. Хотя он и говорит «алмаз сердца» вместо того, чтобы просто сказать «слеза», хотя он и хочет – ради вящей выразительности, – чтобы капли его слез застывали сияющими кристаллами, живое переживание одерживает верх над этим намерением. Книга побеждает собственное заглавие, не передающее и половины ее содержания. Это заглавие относится к блестящей, но холодной стороне книги, оно не раскрывает ее подспудного, сокровенного и трепетного смысла. Эмали растопить невозможно, поэтому Готье следовало бы назвать свой сборник «Растопленные жемчуга»; ведь те поэтические жемчужины, которыми наш дух упивается со сладострастием Клеопатры, становятся каплями слез в последней строфе любого стихотворения; в этом и состоит очарование книги Готье – очарование, превосходящее ее красоту.

Эстетика Т. Готье – не просто сакрализация вечной «красоты», «искусства для искусства», художественного совершенства, завершенного в самом себе, но синтез красоты и смысла, формы и глубины, идеала и жизни: с одной стороны, «прекрасно только то, что ничему не служит», с другой – «жизнь – вот наиглавнейшее качество в искусстве; за него можно все простить».

Принадлежащий Теофилю Готье лозунг «искусства для искусства» (1835 год замечателен не торжеством искусства над жизнью, но культом искусства, осознанием его самоценности, приоритетности, достаточности, первичности – того, о чем Оскар Уайльд позже скажет: «Не театр из жизни, но жизнь – из театра».

Эмблематика «Эмалей и камей» – торжество творения над творцом (как вечности над временем или красоты над быстротекучестью жизни).

Красота для Готье – эйдетическое совершенство вещей, их «сияющий вечностью» первообраз.

Он считает искусство далеким от действительности и в то же время зависящим от воспринимающего субъекта. Но если искусство и представляет собой, по его мнению, часть реального мира, то часть совершенно особую. Оно не подчинено времени, поднято над движением, развитием, борьбой, в нем умирают боги, исчезают города, в нем забывают об императорах. Но стихи, медали, бюсты остаются. Они переживают все, что их окружает, преодолевают текучесть мира. Именно исходя из особой долговечности искусства, Готье явно предпочитает в нем все более твердое, все менее ломкое. Он рекомендует художникам избегать акварелей, закреплять слишком хрупкую краску в печи эмалировщика. Он советует скульпторам отвергнуть глину и работать с каррарским или паросским мрамором, ибо камень долговечнее («Искусство»).

Живописность поэтических «портретов» Готье вполне конкурентоспособна с картинами импрессионистов, более того, иногда мне кажется, что именно Готье первым пошел по той дороге, которую связывают с именами Делакруа, Мане, Дега, Ренуара.

Кармен тоща – глаза Сивиллы

Загар цыганский окаймил;

Ее коса – черней могилы,

Ей кожу – сатана дубил.

…

На бледности ее янтарной, —

Как жгучий перец, как рубец, —

Победоносный и коварный

Рот – цвета сгубленных сердец.

Или:

Светла, как сердце розы чайной,

Прозрачна, как крыло пчелы,

Чуть розовеет ткань и тайно

Тебе поет свои хвалы.

От кожи на шелка слетели

Ряды серебряных теней…

И ткани отблески на теле

Еще свежей и розовей.

Откуда ты его достала

Похожим на тебя одну,

Смотри: оно в себе смешало

И розовость, и белизну.

Обладая феноменальной наблюдательностью и фотографической памятью, врожденным «инстинктом предметности», Готье был выдающимся шозистом: его вещи настолько зримы, скульптурны и ярки, будто сами «рассказывают» себя.

О каких же «вещах» рассказывает Готье в своих стихах, каковы его тематические предпочтения? «Это прежде всего миниатюрные интерьеры, излучающие приветливость и спокойствие, небольшие пейзажи во фламандском вкусе, с мягким мазком и приглушенными тонами ‹…› это равнины, как бы растворяющиеся в синеватых далях, пологие холмы, меж которых вьется дорога, дымок, поднимающийся над хижиной, ручей, журчащий под покровом кувшинок, куст, обсыпанный красными ягодами, цветок маргаритки с дрожащей на нем каплей росы» – уже из этого перечисления должно быть ясно, что над всеми органами чувств у Готье господствует одно – зрение – и что моделью для его поэзии служат изобразительные искусства.

Так оно в действительности и есть. Цель Готье – словами создать чувственную картину, дать наглядный образ предметов, причем, стремясь к