Молчаливые боги. Мастер печали - Джастин Колл

Фин отпустил искалеченную руку.

– Прости, – оскалился он. – Случайно вышло.

Бросив последний взгляд на своего противника, измазанного кровью и грязью, Фин презрительно фыркнул и встал на ноги.

– Ты бы к лекарю сходил. А то придется тебе завтра остаться дома. Обидно будет.

Он взял палки и пнул Аннева по ребрам. Аннев, кашляя, снова свернулся клубком. По губам текла кровь, один глаз не открывался, другой заплыл наполовину. Сквозь эту узкую щелочку он видел, как четверка уходит, но, даже убедившись, что остался один, Аннев не пошевелился. Некоторое время он лежал, пытаясь восстановить дыхание и прижимая к груди изувеченную руку. Потом, собравшись с последними силами, перекатился на бок и кое-как, пошатываясь, поднялся на ноги.

Все тело, до последней клеточки, ныло. Лоб пульсировал от боли, горло словно выжгли изнутри огнем, а запястье было совершенно точно сломано. Но Аннев все равно улыбался.

Ведь в левой руке он держал красную перчатку с фениксом.

С годами зал часовни почти не изменился. Разве что массивные сосновые скамьи да камни, из которых был выложен пол, стали более гладкими благодаря тому, что за это время бессчетное множество прихожан успело на них помолиться – сидя или стоя на коленях. Каждый день старый священник или его юный помощник наводили в зале уборку, и потому святое место всегда сияло чистотой.

В отличие от храма Академии, часовня не могла похвастаться роскошным убранством. Здесь на стенах не имелось резного орнамента, и даже каменный алтарь с высеченными на нем изображениями посоха Одара, священными символами кваира и наполненным водой желобом у основания – все это говорило о даритском происхождении создавшего его мастера – не шел, по мнению Аннева, ни в какое сравнение с алтарем в Академии. Зато каждый из этих знаков, пусть и весьма немногочисленных, имел здесь особое значение, а все вместе они представляли собой единство, непонятное постороннему взгляду, но отображавшее собственное видение Содаром даритской веры с ее притчами и канонами.

Это место казалось скромным – как раз таким, каким его и задумывал Содар.

Прижимая к груди сломанную руку, Аннев ввалился на кухню. Он не сомневался, что священник дома, готовится к праздничной службе. Однако кухня оказалась пуста. Вбежав в личные покои наставника, он увидел заправленную кровать, пустой письменный стол и запертый сундук с одеждой, но самого старика здесь не было.

– Содар?

Да где же он?

Боль усиливалась, а вместе с ней и паника.

Аннев знал, что Содар ему поможет – колдун излечивал раны и пострашнее этой. Поэтому, вместо того чтобы валяться в переулке, истекая кровью и прощаясь со своим славным будущим, Аннев и пополз в часовню. Нужно было лишь вытерпеть эту пульсирующую во всем теле боль и постараться не трогать раненую руку, чтобы не сделать себе еще хуже. Нужно было лишь добраться до дома, где его встретит Содар…

Вот только Содар куда-то исчез.

И Аннев понял, что придется справляться самому. Вернувшись в кухню, он здоровой рукой схватил ковш, налил в таз воды и, превозмогая боль, начал умываться. Свое отражение он толком рассмотреть не мог, но ощущения говорили, что выбитых зубов нет, а раны не настолько глубоки, чтобы потребовалось их зашивать.

А вот с запястьем дела обстояли совсем плохо: любое, даже легчайшее, прикосновение вызывало волну острой боли. Пошарив в сундуке с одеждой, Аннев вытащил старую рубаху, из которой соорудил повязку. Правда, на это у него ушла целая вечность, и, пока он рвал полотно и завязывал узлы, пользуясь одной рукой и зубами, он тоскливо поглядывал на дверь в надежде, что вот-вот на кухню войдет Содар. Когда повязка была готова, а Содар так и не появился, Аннев, обыскав полки, нашел кусок солонины и краюху хлеба и с жадностью их проглотил. К этому времени запястье распухло, и Аннев решил, что пора заняться поисками наставника всерьез.

По пути на улицу он обратил внимание, что в сарае среди инструментов нет топора.

«Но ведь Содар не рубил дрова, – подумал Аннев, – иначе я бы его услышал… Тогда зачем ему брать с собой топор?»

Бессмыслица какая-то.

Анневу стало и вовсе не по себе. Он был вымотан до смерти, его тело терзала мучительная боль, и единственное, чего ему хотелось, – это свернуться клубком на кровати и плакать до тех пор, пока не сморит сон. Но прежде пусть Содар вылечит его раны.

А для этого его сначала нужно найти.

Стиснув зубы, Аннев снял с крюка свой охотничий нож и вышел из сарая. Позволив двери с грохотом захлопнуться за собой, он заковылял по направлению к Чаще. У деревьев он остановился и прислушался, но не уловил ничего необычного. Тогда он нырнул в полумрак леса и стал медленно пробираться сквозь заросли. Не прошло и минуты, как он увидел прислоненный к дереву топор.

«Значит, он был здесь. Но куда отправился потом? И зачем оставил топор?»

Случись какие неприятности, Содар наверняка выбрал бы оружие посерьезнее. Если бы нужны были дрова, он бы сейчас их рубил. Однако топор просто стоял у дерева, как будто Содар оставил его там нарочно, а сам отправился в Чащу по какому-то секретному делу.

«Чтобы потом он мог сказать, что пошел в лес за дровами, – осенило вдруг Аннева. – Но кого он хочет провести?»

На время юноша позабыл о боли и, прижав раненую руку покрепче к телу, двинулся дальше в Чащу. Он крался, как призрак, весь превратившись в зрение и слух. Если Содар здесь проходил или с ним случилась беда, должны остаться следы, и Аннев непременно их заметит. В то же время сам он старался не оставлять за собой следов и не производить ни единого звука. Поэтому там, где возможно, он избегал участков, покрытых слоем сухих листьев или грязью, выбирая путь в обход: по камням или перепрыгивая с одного высохшего пятачка земли на другой. Чувствовал он себя при этом глупее некуда: вдруг с Содаром все в порядке, а он тут ползает и скачет как идиот? Но ведь пока он не знает этого наверняка, а значит, лишняя осторожность не повредит.

Всю дорогу он прокручивал в голове слова, которые постоянно говорил ему Содар: «Всегда будь начеку, особенно в Чаще. Это дикий зверь, который лишь прикидывается ручным. В Академии тоже не зевай: у нее тысячи глаз и ушей, которые вечно следят и подслушивают. Оставайся наготове. Опасность о себе предупреждать не станет».

Содар никогда толком не объяснял, какая опасность грозит ему в Академии. Аннев полагал, что дело в его руке: если древние о ней узнают, ему конец. А вот опасности Чащи никакой загадки для него не представляли: ясно же, что нужно остерегаться медведей и кабанов. Вот только сейчас, продираясь сквозь кусты и деревья, Аннев задумался: возможно, его наставник имел в виду не только дикое зверье? Он вспомнил, как Содар строго-настрого наказывал ему держаться подальше от сумеречных омутов, и по коже побежал противный холодок. А вдруг Содар случайно в такой попал? Он скользнул взглядом по теням под деревьями и, вздрогнув, продолжил свой путь.