Молчаливые боги. Мастер печали - Джастин Колл

– Ты и правда в это веришь?

Содар пожал плечами, прижавшись губами к ранке на большом пальце.

– Это ты мне скажи. Кроме свечей, Йохан принес послание от мастера Эдры.

Аннев, как мог, постарался сохранить невозмутимый вид. Содар взял уголь и начертил глиф на посиневшей ладони.

– Эдра напомнил, что у нас с тобой сегодня тренировка. А это значит, что он ничего не слышал о сломанной руке. – Старик вопросительно поднял кустистую бровь. – Не желаешь ли объяснить?

Аннев застонал: обещание, данное Эдре, напрочь вылетело у него из головы.

– Я пропустил половину тренировки с оружием.

– Но явно не по этой причине. – Содар кивнул на его бедную кисть.

– Нет. Меня отправили помогать Дювареку.

Содар что-то промычал себе под нос.

– Позанимаемся, когда рука заживет.

Он снова окунул стержень в чашу с водой и нарисовал третий глиф – в центре запястья. Аннев скривился, приготовившись к вспышке боли, но прикосновения стержня оказались легкими и точными.

– Запястье я вылечу – не хватало еще, чтобы из-за этих живодеров ты пропустил завтрашнее Испытание.

Аннев благодарно кивнул.

– А вот синяки оставлю, – продолжил Содар. – Для правдоподобности.

Он внимательно осмотрел свою работу и поднял взгляд на Аннева:

– Узнаешь эти глифы?

– Тот, что на запястье, – исцеляющий. А другие два… – Он замялся.

– Символы соединения, – ответил за него Содар, указывая на знаки, нарисованные на ладони и предплечье. – Это две части одного глифа. Если начертить их по отдельности, то они привяжут два предмета друг к другу – как минимум на некоторое время. Благодаря им кости быстрее срастаются, в особенности если рядом начертан исцеляющий глиф.

Аннев кивнул: ясно. Старик отложил стержень, накрыл изувеченную кисть ладонями и закрыл глаза.

– Сначала произносишь заклинание исцеления, – объяснил он, не открывая глаз. – После – заклинание соединения.

Он сделал глубокий вдох, медленно выдохнул и, аккуратно ощупывая запястье Аннева, начал читать: «Slànaich is cuplaich. Cuplaich le slànachadh».

Аннев зачарованно наблюдал за действием волшебных слов: сначала глифы засияли мягким светом, кости потянулись одна к другой, и кисть медленно начала вставать на место; вскоре размазанные черные линии высохли и превратились в полоски сухой черной пыли. Содар подул – и она улетела, а запястье стало совершенно чистым, не считая красного отпечатка от порезанного пальца Содара. Аннев стер и это пятнышко и с удовольствием осмотрел руку: страшный лиловый синяк исчез, к коже вернулся здоровый розовый цвет. Аннев осторожно повращал кистью, потом потряс всей рукой и, наконец, сжал пальцы в кулак и с силой грохнул по столу.

Содар одобрительно качнул головой:

– Как новенькая.

– Было совсем не больно, – удивленно произнес Аннев. – Раньше всегда жгло, да и после еще долго болело. – Он снова потряс кистью. – А сейчас ничего такого нет. Это потому, что ты начертил все три глифа?

– Хм… Нет, не поэтому. Вообще-то, боль должна была усилиться, ведь на сей раз исцеление прошло намного быстрее обычного. – Он постучал пальцем по подбородку. – Хотя подобные случаи известны. Видишь ли, сила действия того или иного заклинания определяется многими условиями. Соблюдение некоторых из них может привести к тому, что процесс протекает безболезненно.

– И что это за условия?

Содар задумался.

– Даритская магия требует опыта и понимания. Мощный колдун-целитель, постигший глубину слов силы и глифов, может творить настоящие чудеса, в то время как умений обычного человека, использующего такое же заклинание, хватит лишь на то, чтобы вылечить придавленный дверью палец.

– Но всего два дня назад, – возразил Аннев, – когда ты лечил мне треснувшие ребра, боль была такая, будто ты их ломаешь. Неужели всего за пару дней ты стал лучше понимать магию?

– Сомневаюсь.

– В чем же тогда дело? – не унимался Аннев.

– Пока не знаю. На действие заклинания может влиять эмоциональное состояние больного или лекаря, но это скорее имеет место при заклинательном песнопении, нежели при глифоречении.

– Заклинательное песнопение?

Содар кивнул:

– Магия илюмитов. Я ведь тебе уже рассказывал. Они создают заклинание с помощью музыки и эмоций. А терранцы свое колдовство называют ворожейным ремеслом.

– Все это я помню. Однако ты не пел, и мы с тобой не илюмиты.

Содар, секунду помедлив, согласился:

– Верно. Так и есть.

«Так-так, – подумал Аннев. – Чего же ты недоговариваешь?»

– Ну что ж, – бодро сказал Содар, меняя тему. – Твоя рука в полном порядке. Ты ел что-нибудь?

– Почти ничего.

– Вот и славно. Значит, идем на урок. Подкрепимся, как закончим.

Аннев застонал. Сколько можно? Он ведь и так весь день дрался: на крыше, в лабиринте, на улице с Фином, в конце концов, и единственное его желание сейчас – получить ответы на свои вопросы.

– А может, ну ее, эту тренировку? Не так уж и много я пропустил. Да если и пропустил, то после уроков все нагнал, даже с лихвой.

Он показал Содару покрытые ссадинами руки и вытянул шею, демонстрируя шишки и царапины на лице.

– По-моему, это лишний раз доказывает, что тебе нужно больше тренироваться.

Аннев негодующе запротестовал:

– Это нечестно. У Фина было оружие, и напал он на меня не один. Дерись он честно, я бы с ним справился.

«Скорее всего», – добавил он про себя.

Содар равнодушно пожал плечами:

– Опасность не станет дожидаться, пока ты вооружишься или приведешь друзей. Ты должен это помнить – и всегда быть начеку, а не оправдываться, если тебя застали врасплох.

– Спасибо за сочувствие.

Священник вскинул бровь:

– Не ерничай. Если я буду позволять тебе спокойно отлеживаться каждый раз после того, как тебя избили до полусмерти, ты ничему не научишься.

Аннев вздохнул:

– Значит, тренировка?

Содар снова пожал плечами:

– Хочешь отдохнуть – пожалуйста…

Аннев поднялся со стула.

– Но тогда я не отдам тебе твой подарок, – добавил старик.

Аннев встрепенулся:

– Какой подарок?

Он незаметно сунул руку в карман – малиновая перчатка оказалась на месте.

– Но… ты ведь всегда говорил, что Регалей – про́клятый праздник. Поэтому мы с тобой ничего друг другу не дарим.