Римская Галлия - Фюстель де Куланж

в самом начале обозрения истории общественного строя древней Франции рассмотреть, как гений римского народа постигал сущность и задачу государственного управления.

Ни один народ не умел лучше римского и повиноваться, и повелевать. Он превосходил остальные народы не умом, не храбростью, a именно дисциплиною. Невольно восхищаешься социальною дисциплиною римлян, когда наблюдаешь удивительный порядок, царивший y них в народных собраниях, когда изучаешь устройство их сената, организацию магистратуры. Изумляешься силе военной дисциплины того же великого народа, когда рассматриваешь, как совершались y него сборы войска, произносилась воинская клятва, осуществлялись передвижения армий, строились лагери, происходили сражения. Такая военная дисциплина является, впрочем, только одною из сторон общей социальной дисциплины, о которой говорилось сейчас. Уметь повиноваться и повелевать – это были две главные добродетели, которые сделали римский народ несравненным и помогли ему стать господином других народов.

Основным принципом всего публичного права Древнего Рима являлось безусловное самодержавие государства. Государство или «общее дело» (respublica)[456] не было y римлян каким-нибудь неопределенным понятием или же отвлеченным идеалом; оно было действительным и живым существом, которое, хотя и состояло из совокупности всех граждан, обладало однако же самостоятельным бытием, пребывая как бы выше последних. Римляне сознавали государство постоянно и вечно живущим началом, внутри которого проходили одно за другим поколения человеческих личностей[457]; потому-то respublica являлась в их глазах высшей властью, верховным могуществом, которому отдельные личности обязаны были безгранично повиноваться. Современный разум, полный идеями, которые были совершенно чужды древним, склонен прежде всего думать, что республиканский порядок был установлен для обеспечения свободы. Охотно предполагают, что учреждения, подобные народному собранию или выбору должностных лиц на один год, были изобретены для того, чтобы гарантировать права граждан. Но это значит приписывать римлянам намерения, которые на самом деле занимали очень мало места в их уме. Когда рассматриваем вблизи их учреждения, мы видим, что они все были созданы в интересах государства: они направлены были гораздо больше к обеспечению покорности людей, чем их свободы. Республика или гражданская община была подобием монарха, неуловимого и невидимого, но тем не менее всесильного и неограниченного. Правило, что «благо государства – высший закон», правило, которое может иногда сделаться очень вредным и несправедливым, было формулировано античною древностью[458]. Все находилось тогда под наблюдением государства – даже религия, даже частная жизнь. Все было ему подчинено, даже нравственность. Отдельная личность не обладала никакой гарантией ее индивидуальных прав перед государством.

Такое понятие o respublica не изменилось во времена империи. Императоры, как кажется, не помышляли об искоренении его из сознания народов. Они сами признавали существование республики в своих речах и официальных актах. Мы видим, например, что Траян приглашает сенат назначить после его смерти «республике государя»[459]. Адриан объявляет, что «будет управлять республикой так, чтобы все знали, что она – дело народное, a не его собственное»[460]. Септимий Север пишет сенату: «Я вел несколько войн за республику»[461]. Валериан провозглашает что он хочет вознаградить «тех, кто хорошо служил республике»[462], и, обращаясь к одному военачальнику, который твердо исполнял свою обязанность, он говорит: «Республика приносит тебе благодарность»[463]. Подданные императоров прямо называли в лицо последним имя республики; так, например, один трибун легиона заявляет Валериану: «Я не щадил ни себя, ни своих воинов, с тем чтобы республика и моя собственная совесть воздала мне честь за заслуги»[464]. Император Констанций, ободряя солдат, называет их «храбрыми защитниками республики»[465]. В законодательных текстах слово «республика» повторяется очень часто[466], и всегда в том смысле, что именно ей должны повиноваться все и что для нее работают сами императоры[467].

Здесь указывается очень важная особенность, на которую следует хорошо обратить внимание тому, кто хочет составить себе точное понятие о государственном устройстве империи. Последнее никогда не воплощалось в форме личной власти. В нем не было ничего подобного деспотиям народов Древнего Востока или европейским абсолютным монархиям ХVII века. Римский император не стоял превыше всего; над ним парила идея государства. Граждане и во время империи служат не государю, a государству. Государь должен царствовать не для себя, a для общего блага[468]. Истинным монархом в теории и в общественном мнении людей является не государь, a государство или республика[469]. Государственной печатью по-прежнему остаются знаки S.P.Q.R., то есть senatus populusque romanus[470], и Римское государство по-прежнему именуется «республикой»[471]. Таким образом, в продолжение двенадцати веков исторической жизни Римского государства принцип политического устройства оставался одним и тем же, хотя форма его несколько раз менялась. Одна и та же концепция природы и происхождения власти царила неизменно в умах. Римская империя не уничтожила идеи «общественного дела» (respublica). Эта идея исчезла в сознании людей лишь несколько веков после падения монархии цезарей.

Чтобы верховная власть государства могла проявляться в действительности, государство должно было вручать ее одному или нескольким лицам. Так возникла система делегации власти (народного полномочия), которая и применялась в Риме при самых различных государственных порядках. Мы встречаем ее во время царей, консулов и императоров: постоянное преемство идеи такой делегации объясняет нам смену всех этих порядков, гораздо менее различавшихся между собою, чем представляет себе наш современный ум.

Римские цари никогда не царствовали в силу личного или наследственного права. Они обладали властью лишь по делегации, совершенной в пользу каждого из них гражданскою общиною. Официальный акт такой делегации составлялся в начале каждого царствования под видом особого закона, называвшегося lex curiata de imperiо[472].

Переворот 509 года до н. э., которым, по нашему современному словоупотреблению, была установлена республика на месте монархии, на самом деле не изменил природы общественной власти. Консулы управляли в силу того же начала, что и цари. Поэтому приходилось ежегодно повторять по отношению к ним акт передачи власти (delegatio), и он по-прежнему назывался lex curiata de imperio. Возобновляясь в честь каждого консула, он прошел через много веков и дожил до эпохи цезарей[473].

Императоры правили также на основании подобной делегации. Юрисконсульты императорской эпохи провозглашают следующую аксиому публичного права их времени: «Если император может все сделать, то это происходит оттого, что народ передает ему и полагает в нем всю свою власть»[474]. Таким образом, правосознание даже по истечении двух веков империи сохраняет еще идею, что истинным носителем верховной власти является народ, a император обладает ею лишь по полномочию последнего.

Не будем думать, что такая делегация власти была лишь пустою фикциею, лживою внешностью или произвольным объяснением юриста: она оставалась очень действительным фактом. В истории