Невеста в облаках - Елена Ларина

– Да, спасибо, понимаю.

– Ты не поддакивай, ты правда пойми. Все можно пережить, если знать, кто ты есть, если себя помнить и не подстраиваться, лица не менять. Лучше дурочкой прикинуться, чем умной стать – иногда и так бывает. Потому что тут, как говорится, «вход – рубль, выход -два», понимаешь? Раньше были такие люди, давно, – попутчики назывались. «Писатели-попутчики». Не учила в школе? Ну и ладно, маленькая, не учат сейчас уже этому – и ладно. Вот и ты, запомни – попутчик. Не пытайся во что бы то ни стало попасть в свои. Думай, чего в жизни хотела, об этом думай, ради этого тут живи – чтобы выйти и там сделать. Есть у тебя такое?

– Не знаю.

Я хотела поехать куда-то, где ничего не знала, не видела, новое увидеть. Поехала и увидела. Хотела стюардессой – стала. Хотела Валеру – получила. Больше мне нечего было хотеть. Разве только Валеру спасти – этого я даже не то что хотела – это просто не обсуждалось. Это надо было сделать, и все. Я же обещала – не ему, себе обещала, когда-то – что все для него сделаю. Обещала – значит, надо выполнять. Чего бы это ни стоило. Как бы ужасно все это ни было.

– Плохо, что не знаешь. Найди, придумай, что угодно придумай – здесь, не там – и думай, как этого добиться. Тяжело будет добиваться там после тюрьмы, знаю. Но все можно, если очень хочется. Ну, почти все. Если только себя не потерять.

– Я постараюсь. А вы – вы что раньше делали? Там?..

– Математику преподавала.

– А как же?!

– А вот так. Пить не надо. Сперва от этого легче, а потом совсем-совсем легко становится, так что уж все равно. Тут сейчас я тоже другая, учти. Если встретишь меня когда на улице – не подходи, не заговаривай. Пожалеешь – на бутылку дай, а нет – так мимо пройди.

На третий день меня поставили дежурной и велели мыть унитаз. Я за эти дни вспомнила все, что читала в каких-нибудь газетах, случайно – про тюрьму. И испугалась. Ну кто знает, как у них тут принято, какие у них порядки – может, женская тюрьма еще страшнее, чем мужская. Стояла с тряпкой, которую мне сунули, и не знала, что делать. Потом вспомнила Юлины слова, подошла к ней, и спросила в лоб, ничего другого не оставалось:

– Юля, что мне будет, если я мыть начну? Кем меня потом считать станут? Опущенной?

Юля засмеялась и взяла у меня тряпку.

– Ты как из деревни приехала. Ерунду выдумываешь. Хочешь, я вот сейчас сама тряпкой его протру? Хочешь?

– Хочу.

Юля протерла унитаз, потом я домыла остальное, и на этом мы разошлись. А как было на самом деле, я так и не поняла. И, если честно, я очень боялась, что если потом я из этой камеры попаду в другую, то там все может быть совсем иначе, хуже. Здесь я спросила Юлю, она мне что-то ответила – все слышали. А в другом месте не будет Юли, Ленки и тети Насти, и неизвестно еще, что меня ждет.

Через неделю меня вызвали наконец к следователю. Везли в автозаке, в страшной духоте, в крошечной железной клетке с одним окошечком – и то внутри. Привезли в то же здание, в тот же кабинет. Оставили с конвойным ждать следователя. Он пришел через час – весь этот час я безостановочно смотрела на улицу, хотя виден был только краешек. Там, в камере, забываешь уже, что есть улицы, по ним ходят люди, которые ничего о тюрьме не знают.

– Ну что, понравилось в камере?

– Нет.

– Я предупреждал. Не захотели тогда по-хорошему – ничего не поделаешь. Теперь с начала начнем…

Заполнил лист, записал имя-фамилию-отчество, где работаю, кем, где прописана, где родилась… Предъявил протокол задержания – верно ли все. Все верно. Спросил, кто мне передал пакет и кому я его везла. Я сказала, что купила на Лиговском у неизвестного мужчины, за сто долларов, хотела привезти в Германию и попытаться продать там кому-нибудь. Первая версия, которую я придумала еще по дороге из аэропорта. Полный бред, но лучше ничего не менять. Главное – я никого за собой не потащу. И я первый раз. Первый раз, без сообщников – скидка должна быть. Так мне говорили в камере. А еще мне говорили, что полагается адвокат, даже если денег нет – за государственный счет. Правда, адвокат за государственный счет – это почти никаких надежд, не сделает ничего. Но если мужчина, а ты молоденькая, объясняла Ленка – вдруг разжалобишь, может, и поможет хоть чем-нибудь.

– Так вы, Регина Владимировна, по-прежнему ваньку валять собираетесь? Я-то думал, приличная девушка – не захочет в тюрьме сидеть. А вам, я смотрю, сидеть нравится.

– Нет, не нравится.

– А раз не нравится, так, может, мне вас в другую камеру перевести? Там вам не понравится еще больше.

Он угадал – это было именно то, чего я боялась. «Они страх читают», говорила у нас в камере Лиля – проститутка с того самого Лиговского, от которой добивались, чтобы она дала показания на своего сутенера. «Когда к ним идешь, думать даже нельзя о том, чего боишься. Все поймут, как собаки, по запаху». Вот именно что по запаху. Нельзя думать про свой страх, ох, нельзя!

И тогда я попыталась отключиться и думать о фикусе. У меня никогда не получалось «выстроить стеклянную стену», как хотела научить нас когда-то Эльга Карловна. Я никогда в это не верила, даже не пыталась. Сейчас надо попробовать. Старый пыльный фикус. По краям желтые пожухшие полоски. Интересно, как называется. Всплыло откуда-то из памяти дурацкое слово «диффенбахия». Стояло что-то такое в кабинете биологии. Может быть, это оно?

– Вы отказываетесь давать показания?

– Нет, не отказываюсь.

– Тогда скажите, кто передал вам этот пакет.

– Я уже говорила.

– Это вранье, и вы это знаете.

– Я не знаю ничего другого и не могу вам сказать.

– А я так надеялся, Регина Владимировна, на ваше благоразумие! Ну ладно, ничего не поделаешь.

Протянул протокол.

– Пишите: «с моих слов записано верно». Потом обязаны будете показать, где это произошло. Потом вас будут опознавать все обитатели Лиговского. Потом будут очные ставки…

– Хорошо.

– Просьбы, вопросы есть?

– Скажите, а мне положен адвокат?

– А вы уже знаете, что у вас есть адвокат? Как интересно! И откуда же вы это узнали?

– Как откуда? Мне говорили, что всем положен адвокат.

– Ваш адвокат встретится с вами завтра. Уведите арестованную.

В камере мне все сказали, что надо просить у адвоката – передачу, передачу надо просить, хоть от троюродной бабушки, но надо, – и на следующий день я пошла к нему, как на свидание. Меня даже причесали и накрасили, как могли. На следователя надежды не было – так хоть на адвоката. А еще я все думала, что, может, Валера…

Меня привели в специальную камеру -там уже, запертый внутри, сидел адвокат – так полагалось. Я села на стул, прибитый к полу, -в метре от него.

– Я Валентин Александрович, ваш адвокат.