Штрафники вызывают огонь на себя. Разведка боем - Роман Кожухаров

Хаген бросается к упавшему. Когда он подбегает, Рольф уже упал на спину. Он морщится от боли и держится за рану правой рукой, будто хочет зажать текущую кровь ладонью. Это у него не получается. Темно-красное, ритмично пульсируя, булькает из раны, просачивается между пальцев, закрашивая в бурый цвет рукав шинели.

– Сейчас… я перевяжу… – бормочет Отто, подползая к Рольфу.

Судя по цвету вытекающей крови, у него перебита вена. Хаген расстегивает шинель и выхватывает из кармана большой перевязочный пакет. Сложенный в несколько раз бинт накладывает прямо на рану и туго ее перетягивает. Рольф вскрикивает от боли и затихает.

– Он, гад… засел… на колокольне… – бормочет он. – Пить, пить…

Отто захватывает в пригоршню снега и подносит к бормочущему рту Рольфа. Тот жадно хватает белую массу и начинает жевать. Фонтанчик, потом еще один, образуются рядом с ними. Снайпер продолжает бить по цели. Укрыться некуда, остается только одно – стрелять.

Оставив Рольфа, Отто хватает его пулемет и осматривает ленту. В ней еще полно патронов. Хаген пытается лежа выцелить проем в колокольне. Стрельбу могли вести оттуда. Наконец, с трудом скинув с себя весь маршевый багаж, Отто сооружает перед собой что-то на манер поставки для пулемета. На эту горку амуниции он упирает сошки «МГ». Теперь колокольня в прицеле. Трассеры обозначают пунктир пулеметной очереди. Она моментально достигает проема высокой каменной башни. Хаген переводит дух и уже собирается снова отжать спусковой крючок. Но тут, словно от удара молотка, разваливается построенная им подставка для МГ. Это пуля, прилетевшая с колокольни.

Отто, выругавшись, опять собрал в кучу свою сухарную сумку, противогаз и свернутую плащ-палатку. Интересно, куда угодил этот гад, засевший в скворечнике? Не хватало еще, чтобы он пробил мясную консервную банку из неприкосновенного запаса.

Отто опять, одну за другой, выпускает по колокольне несколько очередей. Толку от его стрельбы мало. Снайпер за толстыми каменными стенами – как у Христа за пазухой. Вот если бы по нему жахнули с опорного пункта, из гаубицы или из «Пака». Это бы наверняка возымело действие. Чертовы артиллеристы… Они что, не видят, что их тут выбивают по одному, как в школьном тире.

Отто обернулся, чтобы проверить, как Рольф. Тот лежал, открыв глаза, в двух шагах. Его окровавленная ладонь все так же прижималась к перевязанной Хагеном ране.

Отто прокричал ему, как дела. Но он не услышал ни собственного голоса, ни того, что пытался ответить ему Адлер. Только сейчас Хаген понял, что в воздухе стоял неимоверный грохот. Совсем не то, что было в начале боя. Настоящая канонада. Тут била артиллерия крупного калибра, не ниже семидесяти шести миллиметров…

Только когда Хаген перевел взгляд назад, на вершину опорного пункта, он осознал, что дело худо. Практически вся макушка высоты была окутана непроглядным черным дымом. Огонь, металл и земля, свиваясь в один смертоносный вихрь, свирепствовали на их позициях. Мощный залпы непрекращающейся канонады накатывали из-за насыпи. Неужели русские держали скрытые резервы артиллерии?

Атака стрелков окончательно захлебнулась. Рота оказалась в захлопнувшейся ловушке. С насыпи залегших в грязном снегу поливал шквальный огонь пулеметов, автоматов и винтовок. Поднять головы было невозможно. Снайперы работали и с насыпи. Особенно же досаждал тот, засевший на городской колокольне. Отступить к городу и укрыться в домах не давало минное поле. А позади, на высоте, все ходило ходуном от массированного обстрела. Похоже, что возникшая вдруг ниоткуда вражеская артиллерия давила гаубичные и пушечные расчеты.

С левого фланга, из-за укрепленного ската высоты, показался бронемобиль. Машина, оснащенная 50-миллиметровой пушкой, двигалась медленно, пытаясь не скатиться с насыпи. Хаген узнал одну из «пум» из состава противотанкового батальона. Видя отчаянное положение наступавших, командиры, наверное, решили ввести в бой все имевшиеся силы.

Пушка бронемобиля была повернута на ту сторону насыпи. Вот она выстрелила, потом, спустя пару секунд, еще раз. Гул канонады чуть поутих. Колеса бронемашины цеплялись за припорошенный снегом гравий насыпи. В этом был расчет механиков-водителей.

В земле и снегу колеса тяжелой машины наверняка бы забуксовали, поэтому надо было строго держаться линии железнодорожного полотна, да еще так, чтобы башня и пушка слегка выглядывали над насыпью. С одной стороны, это создавало естественную защиту от снарядов русских пушек, расположенных по ту сторону, а с другой – давало возможность вести эффективный огонь.

Приободренные пусть минимальной, но все же поддержкой, стрелки попытались снова подняться в атаку. На левом фланге кто-то из командиров отделений с криком побежал вперед. Очередь, выпущенная с насыпи из пулемета, тут же остановила его. Еще несколько стрелков, пробежав пять-десять метров, уткнулись в снег – кто-то сам, кто-то, остановленный вражеской пулей.

Со стороны левого ската высоты, оттуда же, откуда выкатил бронемобиль «Пума», появился бронетранспортер. Эта машина, с задним мостом на гусеничном ходу, не стала искать себе легкой дороги и, взяв вправо, пошла прямо по заснеженной целине, заворачивая в тыл к прижатым к земле стрелкам.

Тем временем «Пума» продолжала двигаться в сторону позиций русских, методично выстреливая свой боезапас. Как предположил Хаген, их целью были дальние позиции русских артиллерийских расчетов. Это и погубило экипаж бронемобиля.

Отто не сразу заметил вражеского солдата, который перекатился через рельсы на левую сторону метрах в десяти от «Пумы», прямо на пути ее следования. Когда он вскочил на ноги, чтобы удобнее бросить связку гранат, его стало хорошо видно.

Сразу несколько очередей прошили морозный воздух вокруг него. Наконец, очередь, выпущенная из набиравшего ход бронетранспортера, прошила его насквозь, раскроив чуть не пополам. Его обезображенный разрывными пулями труп повалился в снег растерзанным кровавым пятном. Но за мгновение до гибели его рука завершила начатое мышечное движение, отправив смертоносный букет прямо под днище «Пумы». Взрыв разметался под автомобилем, разорвав резину колес. Взрывная волна подняла левый борт, завалив «Пуму» ходовой частью кверху. Колеса горели, распространяя вокруг черный дым.

Русские тут же воспользовались этим дымом, словно завесой. Под его прикрытием с насыпи одна за другой прилетели несколько гранат. Они ударялись о броню и мосты «Пумы», взрываясь, добивая ее, как беспомощного раненого хищника. Вскоре всю машину охватило пламя.

В небо, один за другим, поднялись два огненных всполоха. Это огонь добрался до бензобаков, и они рванули. Помочь экипажу не было никакой возможности. Если их не убило при взрывах, они умерли страшной смертью – сгорели, лишенные всякой возможности выбраться из переклиненных люков.

Бронетранспортер, шедший в подмогу атакующим, на самом деле поддержку давал слабую. Из вооружения он располагал всего лишь двумя пулеметами. Один – стационарный – был установлен на станке. Стрелявший из него был укрыт бронированными щитами кабины. Второй находился в кузове машины, открытый всем ветрам и пулям противника. За этим обреченным сразу начали охоту вражеские пулеметчики и снайперы. И тот, ранивший Рольфа с колокольни, наверняка переключился на бронетранспортер.