Поздние розы - Екатерина Кариди

Зато в охотничьем домике продолжались веселые похождения «тигра, вырвавшегося на свободу», но в скором времени и там улеглись спать, потому что обычную человеческую усталость еще никто не отменял.

***

По дороге домой Белецкий заехал по одному адресу. Там жила пожилая женщина, мать одного из друзей его молодости. Парня давно убили, а Константин хоть не был в той смерти виноват, всегда чувствовал перед ней колоссальную вину, что Саньку, ее сына, убили, а он, никому не нужный остался жив. Потому, а впрочем, не только потому, он никогда не оставлял ее своим вниманием. Потеряв сына, тетя Зина перенесла на него, одинокого, диковатого парня, свою материнскую любовь, и тоже как могла, заботилась. Заходил он к ней нечасто, но знал, его всегда ждет там понимание и теплый прием.

И когда совета нужно было, тоже заходил. А сейчас как раз и был такой момент.

На его звонок дверь открылась, из-за нее выглянула заспанная седая женщина.

- Костя... – встревожилась она, - у тебя случилось что?

- Случилось, тетя Зина, - ответил он.

- Ох... Ну что же ты, заходи скорее... – вид у женщины был озабоченный.

- Ты прости, что среди ночи, тетя Зина, - проговорил он, закрывая за собой дверь. – Но мне поговорить нужно.

- Да, конечно. Чайку будешь? – старушка засуетилась, приглаживая прядки седых волос.

- Нет, давай так поговорим, – он нахмурился, присел на диван и замолчал.

- Костя, что у тебя стряслось? Не томи, говори уже, - не выдержала женщина.

Он словно проснулся, подался вперед, а глаза тревожные, от чувств разных аж светятся.

- Тетя Зина, я... не знаю, как сказать...

- А... – она прикрыла рот ладонью, догадавшись, о чем он. – Влюбился...

Константин мрачно кивнул.

- И что? Женщина-то стоящая?

Представив мысленным взором Лену Маслову, особенно в ее домашней обстановке, мужчина понял, что она олицетворяет все, чего у него в жизни не было, но чего отчаянно хотелось иметь.

- Да, - ответил он и в подтверждение своего слова торжественно кивнул.

- Ох... Жениться будешь?

Вот тут Белецкий вскочил с дивана, словно его подбросило.

- Да, - резко, как отрезал, и отвернулся, отойдя к окну.

- Это же хорошо, Костя... – начала старушка.

Он вдруг обернулся:

- Боюсь, что она отвернется от меня, когда узнает.

Старушка несколько секунд смотрела на него мудрыми знающими глазами, потом сказала:

- Если полюбит по-настоящему, никогда не отвернется.

- Но... – начал он, невольно выдавая свои страхи.

- Никогда не отвернется, не знаешь ты сердца женского.

- Не знаю... – мужчина провел ладонями по волосам, потом чуть улыбнулся уголком губ. – Тетя Зина, я таким идиотом чувствую себя рядом с ней...

Пожилая женщина тихонько засмеялась:

- Это же нормально, Костя, совершенно нормально.

- Думаешь?

- Да. А теперь иди спать. Уже, - она глянула на часы и грозно нахмурилась, - пол пятого утра уже.

Мужчина спохватился:

- Все, ухожу. Ты прости, что поднял среди ночи. Прости, тетя Зина.

- Ладно тебе, иди, ложись спать. Утро вечера мудренее.

Он ушел, а она все думала, качая головой, прикидывая. По всему выходило, что ждет мужика либо счастье великое, либо великое горе. Потому что он от своего не отступится. А горе-то у него уже было. Много горя...

Они проснулись в одной постели в первый раз. Вернее, проснулась Марина и обнаружила мужа рядом. Сергей спал на спине, закинув руку за голову, волосы в жутком беспорядке, на щеке рубец от подушки, весь помятый, но такой... красивый.

На нем так и осталась разодранная рубашка. Простыня прикрывала его по грудь, но под ней, Марина точно помнила, на нем ничего не было. Да и сама она тоже не в лучшем виде. От ярких обрывочных воспоминаний душной волной прилила к лицу кровь.

Как это могло случиться? Как?

Они ругались. А потом...

Марина до сих пор не могла прийти в себя, поражаясь собственной реакции. Он ведь чуть не избил ее от злости, насиловал. А потом, в какой-то момент не стало насилия, а только страсть, только голое, голодное, жадное желание мужчины и женщины...

Воспоминание волной прошлось по телу, погружая снова в те нереальные ощущения. Она закрыла глаза.

В этот момент Сергей зашевелился и застонал, разрушив этим то хрупкое равновесие, что ей удалось выстроить в душе. Пока муж спал, можно считать и думать что угодно, теперь же выяснится, как оно есть на самом деле. И как вести себя, она понятия не имела.

Он открыл глаза. Судя по сменявшемуся в них выражению от ошеломления до узнавания и легкого ужаса, он все вспомнил и тоже не знал, как себя вести. Хотя, возможно, это все ему привиделось?

Но нет, он был без штанов в спальне жены, и очевидно, они тут не просто спали... На память снова пришло то, что он вчера тут вытворял, Сергей поморщился и сел в постели. Молча взглянул на жену, Марина делала вид, что его тут не существует. Черт...

Разговаривать не было ни малейшего желания.

Между ними снова была стена, но теперь было и новое знание. Правда, к этому новому знанию еще нужно было привыкнуть.

Сергей был совершенно выбит из колеи, и не хотел показывать жене своего смятения и неуверенности. Мужчина не должен расписываться в слабости. Так же молча встал, поправил обрывки рубашки. Хорошо бы в душ, но в душ он пойдет у себя. Брюки нашлись за креслом, боксеров нигде не было видно. Чувствуя взгляд жены, неловко вертел брюки в руках, спрашивая себя, как он умудрился их туда закинуть...

Из кармана на пол с легким стуком вывалился браслет.

Несколько мгновений Сергей растерянно смотрел на него, потом быстро поднял и зажал в кулаке. Но этих нескольких мгновений было достаточно. Марина безошибочно узнала тот браслет с зелеными камешками, что был на руке переводчицы.

Вот значит как...

Если у нее и были сегодня утром к нему теплые чувства, они растаяли без следа, оставив после себя колючий ком обиды. Видя, что муж по-прежнему сосредоточенно вертит в руках брюки, пытаясь надеть, она нащупала лежавшие рядом с подушкой боксеры, зло скомкала и с силой швырнула ему в лицо. Тот как раз стоял на одной ноге, натягивая штанину, и от внезапного удара даже пошатнулся.

- Ты что? Спятила?!

- Это ты спятил! – прошипела Марина. - Ненавижу тебя! Ненавижу!

Мужчина и без того был в раздрае. Спросонья, с похмелья, да еще и после бурных ночных событий, ему трудно было уложить все в голове, потому из него поперла защитная реакция - циничная язвительность: