Поздние розы - Екатерина Кариди

Нужно было немного уединения и возможности подумать. Что же он все-таки собирался сказать, зачем приехал к Масловой... Потому что сейчас Сергей был неуверен, ни в чем не уверен. Ни в чувствах своих, ни в намерениях.

И с Мариной надо было как-то разобраться. То, что у них происходит в последнее время, вообще ни в какие рамки не вписывается.

Но тактильные воспоминая, ощущения от близости... от них кожа покрывалась мурашками. Такого секса у никогда не было. С другой стороны, он никогда так себя и не вел с женщинами. Эта грубость... Сергей морщился, вспоминая отдельные моменты, но память тела брала свое, возвращаясь, заставляя задыхаться возбуждением, облизывать пересохшие губы.

Когда добрался, выяснилось, Марины дома нет. Психанул так, что запустил ключами в стену. Но надо было выяснить, где она, потому успокоился и стал обзванивать всех, к кому она предположительно могла поехать.

Гости Лешковых разъехались после обеда. День прошел тихо и благопристойно, потому что раздражителей в виде сына и невестки, а также переводчицы, мутившей мужские умы, не было. За ужином тоже ничего особенного не происходило, не считая того, что хозяину пришлось отвечать на экстренный телефонный звонок. И в процессе разговора он то краснел, то бледнел, а в завершение выдавил:

- Завтра приеду.

Супруга взглянула на него вопросительно, но ответа не получила. Вячеслав Сергеевич быстро перевел разговор на другую тему. По его настроению судя, она догадалась, опять что-то их сын учудил. Однако Ирина Васильевна была неправа, на сей раз, учудила ее невестка.

Вячеслав Сергеевич так жене ни слова и не сказал, хотя та изнывала от беспокойства, и как только осталась одна, тут же позвонила сыну. Трубку Сергей не брал. Странно, потому что сотовый* у него всегда был под рукой.

(* примечание: действие происходит в 1994 году, в это время в России уже появились первые сотовые телефоны)

Через некоторое время Сергей ответил, но лучше б, молчал, ей Богу. Потому что он наорал на мать, что трезвонит в самый неподходящий момент, и бросил трубку. Женщина даже расплакалась. Так, за утешением расстроенной супруги, и произошло примирение. Однако, ни Вячеслав Сергеевич своих личных планов не изменил, ни Ирина Васильевна ничего о них не забыла.

***

К восьми часам вечера Сергей уже метался по квартире как лев по клетке, мечтая свернуть жене ее тонкую шею.

- Пусть только появится, пусть только! - зло шипел сквозь сжатые зубы.

А все просто, трубку Марина не брала, ни у одних знакомых не появлялась. Звонить ее родителям он не хотел, немедленно начались бы расспросы, а учитывая обстоятельства, ответа у него не было.

Он уже и больницы обзванивал, и даже морги...

И тут дверь открывается с шумом, и появляется она. У него даже ступор от неожиданности и возмущения случился. Наглое, презрительное выражение лица. Проигнорировала его, словно он пустое место.

Бросила сумочку и прошла в спальню.

Сергей отмер и быстро пошел следом.

- Где ты была, почему не брала трубку?!

Даже не повернулась в его сторону. Этого он стерпеть не мог. Схватил ее за локоть, развернул к себе и стал цедить ей в лицо:

- Тебе кто позволил уезжать без спроса?! А?! Отвечай!

- Да пошел ты! - разъярилась она и вырвалась.

Запах... От нее не сильно, но пахло алкоголем.

- Ты пьяна?! Где ты шлялась весь день?! - если раньше Сергей просто высказывал возмущение, то теперь просто орал.

- Не твое дело, - огрызнулась Марина, - лучше скажи, где был сам?!

- Я задал вопрос. Отвечай!

Ей вовсе не хотелось отвечать. Марину душила обида и ревность. И в городе она торчала до вечера по этой причине. По дороге отцу позвонила и сказала, что хочет пожить дома, отдельно мужа. Так и подмывало сказать, что хочет развестись, но не телефонный разговор это. И без того отец завелся. Она потом вообще трубку не брала, чтобы не объяснять ничего, просто бродила по городу, зашла в кафе, в одно, в другое. Выпила немного.

- Отстань! - отмахнулась.

- Где шлялась?! - на него опять накатывала волной неконтролируемая ярость.

- Пошел ты ко всем чертям! Я хочу развестись с тобой! Понял?!

- Ах, я к чертям?! - выкрикнул он.

Резкий бросок, схватить ее за локоть, Марина вывернулась. С криком:

- Не трогай меня! - стряхнула его руку и отскочила в сторону за кровать.

- Ах, не трогать?! А ну стой, я сказал, - зарычал Сергей, видя, что она ищет пути сбежать.

Их обоих трясло от возбуждения, знакомое ощущение. Взрывная смесь ярости, бешенства и разгорающегося желания. Вот-вот - и все перельется через край.

Она метнулась к выходу, он был начеку. Поймал, схватил за волосы, шипя:

- Куда? - притягивая к себе, - далеко собралась? Развестись, значит хочешь? ДА?! Отвечай?!

А взгляд его уже не отрывался от дрожащих губ, дыхание срывалось. Мысли срывались в пропасть. Срывались. Да еще она простонала и закрыла глаза.

Их снова накрыло безумием.

Сумбурно, дико, кусаясь и причиняя друг другу боль... Безумно, как звери. Дико и сладко.

А в комнате надсаживался телефон Сергея. Далеко не сразу он смог ответить, да и когда ответил, отвлекшись на пару секунд, отключил его к чертовой матери.

Потому что она ждала.

Через пару часов, когда все закончилось, они опять не знали, что думать и как себя вести.

- Я все равно с тобой разведусь, - обессилено пробормотала Марина, не открывая глаз.

- Давай, спи уже, - буркнул Сергей, засыпая, не имея ни сил, ни желания спорить.

Он и так уже отказывался понимать себя и собственные реакции, не то, что вникать в чье-то еще настроение. А ей было мало этих диких приступов страсти, ей хотелось слов, чувств. Хотелось правды.

***

На следующий день Лене нужно было с утра в школу. Там предстояли дела до обеда, а потом... Потом обед с Белецким.

Она думала о нем весь вечер. Об этом человеке с такой необычной внешностью и странной, холодной манерой держаться. Елена находила Константина Белецкого интересным, выдержанным и, что удивительно, совершенно лишенным снобизма. Сначала, когда только увидела его у Лешковых, с этой его отрешенно-презрительной миной, да с пугающим холодным взглядом, еще подумала, что за неприятный тип.

Лена считала, что он выказывал свое пренебрежение, оттого что она на том приеме была чем-то вроде прислуги. Так сказать, срабатывал социально-имущественный ценз. Мол, у богатых свои причуды, а она вообще никто. Но нет, Белецкий вел себя так со всеми. Видимо, просто не умел или не хотел скрывать, если ему неинтересно общение с кем-то.