Гладиатор - Филипп Ванденберг

– Кто говорит о покое? Не война отец всего сущего, а дух, порождающий и сами войны. Следует ли предоставлять литературу старикам? Я как раз впервые побрил бороду, когда написал в Германии свою первую работу о боевой тактике отрядов всадников. Работа эта получила признание. Разве она стала хуже от того, что была написана в двадцать три года?

– Нет, конечно, – ответил консул.

– Становиться писателем никогда не бывает слишком рано, – продолжал Плиний. – Для такой важной работы, как моя «Естественная история», и целой жизни может оказаться мало.

Квинт Вераний показал на озеро, где продолжались показательные бои. Суда с полным снаряжением, но лишенные способности двигаться, обстреливались катапультами до тех пор, пока не шли наконец ко дну. Расходы на этот праздник превзошли все виденное до сих пор. Когда к концу дня с разрушениями и убийствами было покончено, зрителей ожидало зрелище совсем иного рода.

Две тысячи рабов, вооруженных лопатами и корзинами, начали поспешно пробивать последнюю перемычку, отделявшую неподалеку от почетной трибуны озеро от канала. Воды озера должны были хлынуть в канал и, если строители не ошиблись в расчетах, до последней капли вытечь через него.

Сначала начал сочиться лишь крохотный ручеек, который впитывался в землю, еще не успев достичь канала. Постепенно, однако, ручеек стал быстрой рекой, пробивающей себе все более глубокое русло и подмывающей берега. Еще через несколько мгновений река превратилась в покрытый грязно-бурой пеной бурный поток, с ревом врывающийся в канал. Зрители хлопали в ладоши, глядя, как многие рабы, недооценив силу потока, срываются вместе с участками берега в ревущую воду.

Теперь уже протока стала такой же ширины, что и ложе канала, но вода, унося землю, песок и камни, продолжала вгрызаться в берег. Зрители на трибуне, которых от стремительно несущейся массы воды теперь отделяли всего несколько метров, начали проявлять беспокойство. В то время как сидевшие в верхних рядах гости продолжали одобрительно хлопать в ладоши, жрецы начали покидать свои места в первом ряду. Когда от берега оторвался новый, величиной с большой дом, участок и деревянная трибуна начала скрипеть и потрескивать, зрители испуганно замерли.

– Бегите! – послышался откуда-то и тут же повторился крик. – Бегите!

Крик этот послужил сигналом для всеобщей паники. Нарцисс, подхватив императора, бросился вниз по лестнице, за ним следовал прижимавший к себе дрожащую Агриппину Паллас. Рабы прокладывали им дорогу среди спасающихся бегством. Выход на левую сторону был уже перекрыт водой, так что все бросились вправо. Поскрипывание трибуны сменилось оглушительным треском. Ломались опоры и балки, доски ходили ходуном под ногами бежавших. Тот, кто в этой кошмарной суматохе, споткнувшись или поскользнувшись, терял опору под ногами, мог считать себя погибшим. Сбитых с ног женщин просто затаптывали. Полные смертельного ужаса крики выводили из равновесия даже тех, кто на первых порах сохранял спокойствие. Чтобы пробиться еще на шаг к выходу, тех, кто оказывался впереди, били кулаками, сбивая с ног, и двигались дальше по их телам.

Когда Вителлий, находившийся в помещении под трибуной, понял, что началась всеобщая паника, он отворил дверцу, ведущую к рядам зрителей. Вителлий искал Туллию, но, хотя белая накидка весталки должна была бы издалека бросаться в глаза, не смог ее увидеть. Сидевшей впереди, у самого ограждения, девушке не могла не грозить опасность. Но где же Туллия?

В несколько прыжков Вителлий достиг императорской ложи. Пол в центре ее уже провалился. Осторожно продвигаясь вдоль перил, юноша добрался до места, откуда было хорошо видно все, что творилось внизу. Перила, за которые держался Вителлий, угрожающе раскачивались. Внизу, у балюстрады ограждения, уходившего сейчас прямо в воду, он различил четыре белые накидки.

Долго раздумывать Вителлий не стал и отчаянным прыжком опустился прямо в орущую, толкающуюся и размахивающую кулаками толпу. Он ощутил резкую боль в груди, почувствовал, что сбил кого-то с ног, но, не видя перед собой ничего, кроме единственной цели, продвигался вперед, ударами головы или кулака отбрасывая всех, кто оказывался у него на пути. Наконец его левая рука коснулась Туллии. Близкая к обмороку девушка изо всех сил цеплялась за ограждение. Схватившись за ее одежду, Вителлий оторвал Туллию от перил и забросил себе на плечо.

Левой рукой придерживая Туллию, правой Вителлий пробивал себе дорогу сквозь вопящую толпу. По мере того как нарастал поток людей, стремящихся вниз, к выходу с трибуны, делать это становилось все труднее. Вителлий, однако, пробивался не туда, а к дверце, расположенной примерно на половине высоты трибуны. Ступень за ступенью он, держа Туллию на плече, прокладывал себе путь. Внезапно он заметил, что руки девушки безвольно повисли.

– Туллия! – крикнул он. – Туллия! – Ответа не было. – О боги Рима, – продолжая с трудом продвигаться вперед, взмолился Вителлий, – Юпитер Капитолийский, Веста и Рома, спасите свою служительницу! Сотворите чудо и сохраните ей жизнь, так же как чудо спасло мою жизнь. Молю вас, святые боги Рима!

Обращаясь к богам с мольбой, Вителлий вырвался наконец из плотной массы людей. Последние несколько ступеней он преодолел бегом. Осторожно опустив Туллию на доски пола, дернул дверцу. Однако дверца, которую незадолго до этого он легко открыл одной рукой, жалобно заскрипела, но даже не шелохнулась. Как ни дергал, как ни рвал ее Вителлий, она оставалась закрытой. Вителлий тщетно пытался просунуть пальцы в узкую щель между дверцей и рамой. Тогда он сорвал золотую застежку, стягивавшую накидку на груди Туллии, сунул ее в щель и, пользуясь ею, словно рычагом, сумел все-таки добиться своего. Отворив дверцу, он взял девушку на руки и внес в помещение внутри трибуны.

Полутемная комнатка была пуста. Видимо, многие гладиаторы воспользовались всеобщей паникой для того, чтобы бежать. Скрип и треск балочных перекрытий звучал все более угрожающе. Озабоченно взглянув на балки, Вителлий уложил Туллию на деревянную скамью. Только теперь он сообразил, что жрица Весты совершенно обнажена. Белая накидка потерялась после того, как Вителлий сорвал застежку, и теперь его взгляду открылось белоснежное, сказочно прекрасное девичье тело, большая упругая грудь, на которую, похоже, никогда еще не падал луч солнца, круглая впадинка пупка и темные, чуть вьющиеся волосы на лобке. Картина безупречной красоты и непорочной женственности.

Еще никогда рука мужчины не касалась посвященной богам девушки. Вителлий ощутил непреодолимое желание приласкать это чистое тело. Он погладил шею и грудь девушки, а затем, мгновение поколебавшись, просунул руку между ее сомкнутыми бедрами. Ощущение было такое, словно он прикоснулся к прохладному шелку.

Вителлий отшатнулся было, когда Туллия схватила его за запястье. Он хотел убрать руку, но Туллия продолжала удерживать ее.

– Туллия… – растерянно прошептал Вителлий.

Губы весталки приоткрылись, но не произнесли ни слова. Она просто смотрела на Вителлия и молчала.

– Туллия, – повторил гладиатор, – прости меня. Я забылся. Прости!