Гладиатор - Филипп Ванденберг

– Тут нечего прощать, – прошептала Туллия, притягивая к себе голову юноши. – Чувство, с которым я никогда еще не сталкивалась, заставляет меня забыть обо всем. Назови его любовью или вожделением, но я не могу ему сопротивляться. Это чувство сильнее меня.

– Ты дала клятву… – возразил Вителлий.

– Не я дала ее, – перебила Туллия. – Это сделали мои родители, посвящая меня в весталки ради почета и видов на будущее…

– Тише, – прошептал Вителлий, с тревогой вглядываясь в полутьму помещения. – Мне кажется, я слышу шаги.

Туллия лишь крепче прижала его к себе. Гладиатор чувствовал, как она трепещет. Она нежно обняла его за шею, и он, сдавшись, осторожно накрыл собою ее мраморно-белое тело. Одновременно колено Туллии скользнуло между бедрами Вителлия и коснулось его.

Они забыли об угрозе, нависшей над их жизнями, и перестали слышать треск балок. Закрыв глаза, они слышали только прерывистое дыхание друг друга. Их поначалу предельно нежные ласки становились все более неистовыми и бурными.

Трибуна могла рухнуть, но в тот момент, когда Вителлий вошел в нежное лоно девушки, ему это было совершенно безразлично. Туллия негромко вскрикнула, ее тело изогнулось дугой. Вителлий вновь прижал ее к скамье, и они начали двигаться в полном напряжения ритме, унесшем их в иной, лежащий за пределами сознания мир.

Когда они с трудом, как после глубокого сна, пришли в себя, перед ними возвышалась широкоплечая фигура центуриона. Он стоял, зажав шлем под мышкой и покачивая правой ногой.

– Уж не Туллия ли это, младшая из весталок? – спросил он ехидно.

Девушка и гладиатор молча смотрели на него. Первым пришел в себя Вителлий.

– Откуда ты ее знаешь?

– Шестерых весталок знает каждый римлянин. Получше, чем консулов – те ведь меняются каждый год.

Туллия лихорадочными движениями пыталась накинуть на себя одежду. Вителлий поднялся.

– Тебе лучше повернуться, уйти и забыть о том, что ты здесь видел!

– Не знаю, смогу ли я забыть такое. Весталка, отдающаяся гладиатору… Вы оба знаете, что весталке за это положена смерть.

– Молчи! – крикнул Вителлий. – Ты ничего не видел. Никто не поверит твоему свидетельству.

– Ха, – засмеялся центурион, – мне стоит только выйти и привести сюда…

Прыгнув, Вителлий схватил воина за горло и сжал так, что лицо того начало приобретать багрово-красный оттенок. В последний момент центуриону удалось все-таки выхватить меч и прижать его острие к животу Вителлия.

– Нет!

Комнатка, казалось, вздрогнула от пронзительного вскрика Туллии. Вителлий сделал шаг назад.

– Так просто меня в Гадес не отправишь, – ухмыльнулся центурион, дотрагиваясь кончиком меча до подбородка Вителлия. – Сейчас я мог бы убить тебя. Но зачем мне это? Во что ты ценишь жизнь свою и этой весталки?

Вителлий, который был совершенно безоружен, бросил центуриону кошель с деньгами, полученными за сегодняшнюю победу.

– Получи. Это то, что я сумел сегодня заработать, – пятьсот сестерциев. За эти деньги тебе пришлось бы служить целый год. Надеюсь, этого достаточно!

– Для начала, – сухо проговорил центурион, убрав наконец меч. – Тебе придется заплатить мне, центуриону Манлию, еще ровно столько же! – прошипел он, пятясь с обнаженным мечом к выходу. – Даю тебе три дня времени. Найдешь меня в военном лагере по дороге в Остию. Если денег не будет, можешь заказывать место для похорон жрицы Туллии. Ты ведь знаешь, наверное, что весталок хоронят живыми?

Когда вымогатель удалился, Вителлий и Туллия упали друг другу в объятия. Туллия плакала, да и у гладиатора слезы стояли в глазах.

– Пойдем, – сказал он. – Пойдем, пока эта трибуна еще не рухнула!

И Вителлий положил руку на нежные плечи девушки.

Два привратника встретили Вителлия у ворот виллы и проводили его по кипарисовой аллее к главному зданию. Вдоль дорожки стояли сверкающие беломраморные статуи – в разительном контрасте с вековыми, изборожденными трещинами, серыми стволами деревьев. Уже издалека слышен был плеск воды в Нимфеуме – окруженном колоннами фонтане, бассейн которого был отделан небесно-голубой плиткой и соревновался с самим солнцем блеском и отбрасываемыми яркими бликами. Вот так, стало быть, живет Ферорас, один из богатейших судовладельцев и банкиров Рима, в Тибуре, городке вилл, расположенном неподалеку от столицы. За долиной Арно виден был выделяющийся на фоне зелени силуэт выстроенного в коринфском стиле храма Весты. А пронзительный стрекот цикад в предвечерние часы казался гимном восхищения красотой природы и собранных здесь Ферорасом произведений искусства.

Вителлий не мог прийти в себя от изумления. Куда бы он ни взглянул, его поражали все новые чудеса. Цапли и фламинго с подрезанными крыльями разгуливали между искрящимися порфировыми вазами, сверкающей гладью бассейна и великолепными колоннами. В громадных алебастровых ваннах, покоившихся на спинах сказочных животных, плавали белые кувшинки и ярко расцвеченные золотые рыбки. Вытянутое в длину здание, из которого навстречу Вителлию вышел Ферорас, было отделано оранжевато-красным гранитом.

– Я рад, что ты принял мое приглашение. – Ферорас дружески обнял Вителлия за плечи. – Многие римляне, без сомнения, ищут в эти дни твоего общества.

– Приветствую и благодарю тебя, благородный Ферорас! Еще никогда в жизни мне не приходилось видеть такой прекрасной, с таким вкусом устроенной виллы. Я с изумлением вижу, что ты знаешь толк не только в презренном металле, но и в благородном искусстве. Поверь мне, я безмерно восхищен.

Почти лысый – лишь с венчиком темных волос и широкой окладистой бородой – Ферорас рассмеялся.

– Многие убеждены, что, обращаясь с деньгами, человек теряет способность ценить искусство. Все обстоит как раз наоборот. Именно деньги дают независимость искусству. Не будь у Горация, Вергилия и Проперция поддержки Мецената, мы не имели бы ни «Сатир», ни «Энеиды», ни «Цинтии». Даже Фидий нуждался в Перикле… Пройдем, однако, в дом. Моя жена и Тертулла, моя дочь, хотели бы познакомиться с тобой.

Миновав портик, они прошли в отделанный белым мрамором атриум. В подчеркнуто простой обстановке помещения взгляд невольно скользил вверх, к потолку, где был изображен идиллический ландшафт с резвящимися на нем нимфами и фавнами. Вся картина была выдержана в зеленых и синих тонах. За выходом из атриума располагался виридарий, напоминавший размерами скорее ботанический сад, чем цветник. Глаза наслаждались яркими красками экзотических растений, уши ласкало пение невиданных пестрых птиц. Вот так, должно быть, живут боги, подумал Вителлий.

В тени веерной пальмы гостя ожидали жена и дочь Ферораса, окруженные роем рабынь, ухаживавших за ними с таким рвением, какого никогда не смогла бы дождаться Мессалина.

– Наш дорогой гость Вителлий, – представил Ферорас молодого гладиатора. – Вы хотели его видеть, и вот он здесь!