Бумеранг. Как из развитой страны превратиться в страну третьего мира - Майкл Льюис

«Как для рыбы вода, так для дерьма задница!» – вот один из бесчисленного множества примеров.

Антрополог Дандес вызвал некоторое возмущение тем, что выискивал проявления этой единственной низменной национальной черты в самые ответственные моменты истории Германии. Как-то у сидевшего на толчке Мартина Лютера, отличавшегося жуткой склонностью к копрологическим скабрезностям («Я – созревшее дерьмо, а мир – гигантская задница» – одно из выражений Лютера), родилась идея, которая дала начало реформаторскому движению. Из писем Моцарта следует, что его ум, как выразился Дандес, «не имел себе равных в измышлении фигур речи на фекальные темы». У Гитлера любимым словом было Scheisskerl (засранец), и, судя по всему, он называл этим словом не только других, но и себя. После войны врачи Гитлера рассказывали офицерам разведки США, что их пациент удивительно много энергии тратил на изучение собственных фекалий, к тому же есть немало свидетельств того, что он любил заставлять женщин испражняться на него. Дандес предположил, что в основе уникальной способности Гитлера убеждать людей, возможно, лежало то, что он разделял с ними типичную немецкую черту: публичное отвращение к мерзости, которое маскировало личную одержимость ею. «Сочетание чистого и грязного: чистота снаружи – грязь внутри, или чистая форма и грязное содержание – весьма типичная черта немецкого национального характера», – писал он.

Дандес в основном ограничился исследованием низкой, массовой немецкой культуры. (Желающим изучить копрофилию в высокой немецкой культуре он рекомендовал другую книгу, написанную двумя немецкими учеными: «Зов человеческой природы: Роль копрологии в современной немецкой литературе» (The Call of Human Nature: The Role of Scatology in Modern German Literature). Тем не менее его труд оставляет весьма сильное ощущение, что немцы, причем всякого звания, слегка отличаются от нас с вами – эту мысль он отразил во вступлении к своей книге в мягкой обложке. «Американка, которая вышла замуж за коллегу-немца, призналась мне, что после чтения этой книги стала гораздо лучше понимать мужа, – писал он. – До этого она ошибочно предполагала, что у него есть эдакий пунктик, поскольку он постоянно в мельчайших подробностях обсуждал с ней свой последний стул».

Гамбургский район красных фонарей привлек внимание Дандеса потому, что местные жители питали особую слабость к борьбе в грязи. Обнаженные женщины боролись на грязном ринге, а зрители защищали головы пластиковыми шапочками, как презервативами. «Таким образом, – писал Дандес, – зрители получали удовольствие от грязи и одновременно оставались чистыми!» Немцы желали быть возле дерьма, но не в нем. Как оказалось, это отличная иллюстрация их роли в современном финансовом кризисе.

НЕДЕЛЕЙ РАНЬШЕ Я ЕЗДИЛ в Берлин на встречу с заместителем министра финансов Германии, 44-летним профессиональным чиновником по имени Иорг Асмуссен. Сегодня у немецкого народа единственное среди крупных развитых стран министерство финансов, руководителям которого нет нужды тревожиться о том, что их экономика рухнет в тот момент, когда инвесторы перестанут покупать их облигации. Если в Греции безработица достигла рекордного уровня (по последним данным, 16,2 %), то в Германии она упала до самого низкого за последние 20 лет уровня (6,9 %). Германии довелось пережить финансовый кризис без экономических последствий. При встрече со своими банкирами они надевали на голову презервативы и потому грязь к ним не прилипала. В итоге в последнее время финансовые рынки пытаются, хоть это им не удается, угадать, что на уме у немцев: ясно, что они в состоянии погасить долги европейских сотоварищей, только вот захотят ли? Считать ли их европейцами или все же немцами? За последние полтора года любое высказывание или жест каждого немецкого чиновника, имеющий хоть какое-то отношение к такому решению, попадал в заголовки и вызывал движение на рынке. Следует отметить, что таковых было много, и большинство из них совпадало с немецким общественным мнением и отражало непонимание и возмущение по поводу того, что другие люди ведут себя так безответственно. В настоящее время Асмуссен является одной из фигур в Германии, с которых буквально глаз не сводят. Вместе со своим боссом Вольфгангом Шойбле он непременно принимает участие в каждой встрече между немецким правительством и представителями паразитирующих стран.

Здание министерства финансов, построенное в середине 1930-х гг., представляет собой памятник амбициям и вкусам нацистов. Безликое и похожее на останцы, оно настолько велико, что, если в поисках главного входа вы пойдете не в ту сторону, потеряете минут 20. Именно это и случилось со мной, и мне пришлось попотеть и попыхтеть, чтобы наверстать упущенное время. По пути я размышлял, что, наверное, такие же чувства испытывали нацисты из глубинки, которые бродили вокруг этих зловещих каменных стен, пытаясь понять, как туда войти. Наконец я узнаю этот двор: единственное отличие между его теперешним видом и изображениями на знаменитых старых фотографиях в том, что нет больше Гитлера, вышагивающего мимо входа, да статуи орла со свастикой. «Здание было построено для министерства авиации, которое возглавлял Геринг, – говорит ожидавший меня специалист по связям с общественностью министерства финансов, оказавшийся, как ни странно, французом. – Это сразу видно по веселенькой архитектуре». Он объясняет, что размеры строения потому так велики, что Герман Геринг собирался сажать на крышу самолеты».

Я опоздал минуты на три, а замминистра финансов прибыл на целых пять минут позже, что, как я потом узнаю, в Германии считается чуть ли не тяжким преступлением. За эту небольшую задержку он извиняется гораздо дольше, чем она того заслуживает. Он носит очки в тонкой оправе на манер немецких режиссеров. Он очень подтянут и лыс, но по собственной воле, нежели по воле обстоятельств. Насколько я знаю по опыту, очень подтянутые белые мужчины с бритыми головами своим видом как бы заявляют «Мне не нужны ни толстое тело, ни волосы» и в то же время намекают, что тот, кому это нужно, просто рохля. Замминистра финансов даже смеется так, как должны смеяться все очень подтянутые мужчины с бритыми головами, если они хотят выдержать роль до конца. Он не открывает рот, чтобы выпустить воздух, а сжимает губы и выпускает звук через нос. Ему, наверное, смех нужен не меньше, чем другим людям, только для смеха ему нужно меньше воздуха. Рабочий стол замминистра являет собой образчик самодисциплины. Его оживляют свидетельства активной деятельности, как то: блокноты с отрывными страницами, стикеры, манильские папки, причем каждый предмет тщательно выровнен по отношению ко всем остальным и к краям стола. Каждый угол составляет ровно 90°. Но самая удивительная из необязательных деталей декора – это прикрепленная к стене над столом большая белая табличка. Надпись сделана на немецком, но легко переводится на исходный английский:

Это удивляет меня. Это совсем не то изречение, которого следует ожидать от очень подтянутого бритого мужчины. Оно чересчур мягко. Замминистра финансов Германии и дальше опровергает мои необоснованные догадки: он говорит ясно, даже беспечно, о вещах, которые большинство министров финансов полагают своим долгом скрывать. Он сам, без намеков с моей стороны, принимается рассказывать, что только что закончил читать последний неопубликованный доклад о ходе проведения реформ греческим правительством. «Они не осуществили обещанных мер, – просто говорит он. – Они не проводят согласованных реформ».