Карнавал в Венеции - Нина Бомонт

Марко Парадини. Кьяра закрыла глаза. Не может быть, чтобы он умер. Это был кто-то другой. Не мог он так легко ускользнуть от ее суда.

— Что с вами?

— Нет, ничего.

— Вы так побледнели. Принести вам воды?

Кьяра покачала головой и стала ходить по комнате, стараясь привести в порядок свои мысли.

Может, в этом причина, почему она оттягивала поиски отца? Видимо, что-то ей подсказывало, что он уже умер. Нет, убеждала она себя, не мог он умереть. А если умер, что тогда? Кьяра остановилась, Да, что тогда?

Прижав ладони к вискам, Кьяра призвала на помощь свой дар, чтобы узнать, жив ли человек, которого она когда-то любила, а сейчас ненавидит. Но видения не было. Лишь мелькнул неясный образ.

Может быть, было два человека с таким именем? Надежда была призрачной, но она ухватилась за нее: ведь целых три года она лелеяла мысль о мести. Эта мысль поддерживала ее, когда она смотрела, как умирает ее мать, как безумие губит ее сестру. Не может она сейчас отступить.

— Я хочу выйти.

— Могу я вас сопровождать?

— Нет, я пойду одна.

— Но…

— Я пойду одна, Дзанетта.

— Но Рико велел… — Девушка начала плакать.

Завязав шнур плаща, Кьяра обернулась к Дзанетте:

— Напомни Рико, что сказал дон Лука: я могу уходить и приходить, когда захочу.

— Значит, вы вернетесь? — Дзанетта утерла слезы.

— Вернусь.

Помоги мне, Господи, вернуться.

В столь ранний час улицы были пустынны. Лишь спешили на рынок слуги, да одетые в длинные мантии сенаторы направлялись на заседание во Дворец дожей.

Единственным напоминанием о венецианском карнавале были одинокие бледные гуляки, которые, спотыкаясь на каждом шагу, брели домой после вечеринки или ночи в казино.

Возле палаццо Парадини царило оживление, и Кьяра подумала было, что сказывается близость площади Сан-Марко. Но, подойдя к боковому входу, увидела толпящихся возле него людей.

Ей не терпелось войти, но все же она решила подождать и посмотреть, что будет. Встав в сторонке, Кьяра принялась рассматривать пеструю толпу.

Старая женщина, устало прислонившаяся к каменному цоколю, держала в руках ведерко с поздними цветами. В ногах у человек в засаленном платье стояла корзинка с крохотными щенками. У другого в руках было несколько клеток с певчими птицами. Женщина с размалеванным лицом обмахивалась, словно веером, листами нот. Немного поодаль стоял худощавый человек в камзоле из дорогой материи, истертой на локтях почти до дыр, и рубашке с потрепанными кружевами.

— Дорогу!

Кьяра обернулась на голос и звон колокольчика.

— Дорогу парикмахеру, синьоры!

Высокий мальчик в темной ливрее шагал по переулку, звоня в колокольчик. Толпа расступилась и пропустила вперед человека в узком камзоле из канареечно-желтой парчи. В одной руке он нес перед собой напудренный парик с таким торжественным видом, с каким священник держит церковную чашу. В другой руке у него был кружевной носовой платок, который он прижимал к носу. Когда он поравнялся с Кьярой, она почувствовала тяжелый запах жира, которым покрывают парики и который никакая пудра не может заглушить. Процессию замыкал мальчик с корзинкой, полной гребенок, щеток, щипцов для завивки волос и шпилек.

Дверь отворилась, и дворецкий в черной, отделанной серебряными галунами ливрее пригласил парикмахера и его помощников войти. Потом он с надменным видом оглядел толпу и изрек:

— А вам, голодранцы, придется подождать.

Время шло, и к толпе присоединились еще несколько человек: краснолицый купец с рулонами парчи и шелка под мышкой, пожилой аббат в ветхой сутане и высокомерный молодой человек в модном платье.

Последний медленно прошелся вдоль очереди и остановился возле Кьяры. Она отвернулась, но юноша не отходил.

— А что ты продаешь, красавица? — спросил он. — Доверься мне, и я подскажу, как сделать это с выгодой для тебя.

— Отстаньте. Я ничего не продаю. И мне нечего вам сказать.

— Ах, красавица, ты ранишь меня в самое сердце. — Он прижал руку к груди. — Позволь мне догадаться. Ты сбежала из дому с любовником, и тебе нужны деньги.

— Оставьте меня в покое.

— А может, наоборот, он тебя покинул? — Молодой человек пальцем поднял ее лицо за подбородок.

— Прочь руки!

Ничуть, казалось бы, не обидевшись, юноша продолжал:

— Нет, никто в здравом уме не бросил бы такую женщину.

Кьяра глянула в ярко-голубые глаза юноши, и ей померещилось что-то знакомое, хотя она была уверена, что никогда прежде его не встречала. Внезапно перед ее внутренним взором возник образ отца. У него было более молодое, чем она помнила, лицо без морщин, и он улыбался.

— Расскажи, зачем ты сюда пришла. Поговори со мной, красавица. — Засунув большие пальцы за пояс бледно-голубых бриджей, молодой человек грациозно облокотился о серый камень. — Нас еще не скоро впустят. Ей сейчас требуется гораздо больше времени, чтобы удалить следы бурной ночи.

Кьяре вдруг стало интересно, и она обратилась к юноше:

— А что делают здесь все эти люди?

— Они все что-нибудь продают. Щенков, цветы, песню. Поскольку она упивается своей властью, такой парад бывает здесь ежедневно. Ей доставляет удовольствие сознавать, что в ее воле подарить или нет им пару цехинов, на которые они надеются.

— А вы зачем пришли? Непохоже, что вам нужны жалкие подачки. На вас посмотреть, так вы скорее плюнете ей в глаза, чем возьмете деньги.

— Да ты, оказывается, не только красива, но и умна. Я прихожу сюда, когда мне нечего делать, и наслаждаюсь зрелищем.

— Мне кажется, вы лукавите. — Кьяра тоже прислонилась к стене, и из-под плаща выглянула ее цветастая юбка.

— Так ты цыганка. Ты прочитала мои мысли?

— В этом нет необходимости. У вас все написано на лице.

Юноша на мгновение нахмурился, а потом снова улыбнулся:

— Ты пришла предсказать Лауре ее судьбу? Это очень легко. — Он рассмеялся, но как-то невесело. — Если ты ей предскажешь, что ночью она окажется в постели по крайней мере с одним мужчиной, ты наверняка не промахнешься.

Кьяра не успела ответить. Дверь открылась, и на пороге снова появился дворецкий.

— Эй, вы, отребье, входите. Но как только вы надоедите синьоре, я вас вышвырну.

Толкаясь и переругиваясь, люди протиснулись в узкую дверь. Но когда подошли Кьяра и молодой человек, дворецкий загородил им дорогу.

— А вам нельзя.

— Хотел бы я посмотреть, кто меня остановит, — взорвался юноша. — Ты?