Сага о Рорке - Андрей Астахов

– Я лесной житель, мне по-другому нельзя. Живи ты в лесу, научился бы не хуже меня.

Пищу готовили днем, ночью огня не жгли, боясь привлечь вражий глаз. Рорк научил товарища устраивать себе ночлег в больших сугробах: с подветренной стороны рылось углубление, вмещающее человека, и устилалось лапником. Турн, несмотря на возраст, был от природы силен и здоров, а по натуре неприхотлив. Ночлег в сугробах не совсем радовал его, но это было лучше, чем спать на открытом месте.

Зверья в лесу было много. Кроме мелких животных и птиц на глаза попадались лоси, кабаны, косули: раз или два среди деревьев мелькали гигантские туры. Снег в чаще был испещрен следами лис, волков, даже медведя: попадались какие-то совершенно неведомые Турну следы.

Рорк будто очнулся от дремоты. Его неловкость и застенчивость исчезли, он был в своем царстве. Однажды ночью Турн долго не мог заснуть из-за переклички волков, устроивших длинный многоголосый концерт. Тогда Рорк вдруг испустил громкий горловой вой, и лес мгновенно наполнился звенящей тишиной. У Турна волосы едва не сбросили шапку, и кузнец с трепетом спросил, что происходит.

– Я попросил их помолчать, – ответил Рорк.

Из леса они не выходили ни разу – нужды в этом не было. Люди им не попадались: лишь издалека однажды потянуло дымом, и через некоторое время Рорк и Турн увидели на поляне группу охотников, черевивших[91]лося. В другой раз наткнулись на замерзших – мертвецы лежали в лесу уже давно, потому вороны успели сильно их расклевать. Бедняг просто прикрыли лапником и закидали снегом, после чего пошли дальше.

На рассвете пятого дня неожиданно ударил сильный мороз. Деревья покрылись инеем, даже легкий ветерок чувствительно обжигал лицо. Но цель пути была близка: Рорк определил, что осталось не более двадцати миль.

– Как ты знаешь, куда идти? – спросил Турн.

– Но ведь и ты это знаешь.

– Да, но я могу определить стороны света по звездам. А сейчас день.

– Понюхай ветер. Он теплый. Это южный ветер, и он дует нам прямо в лицо. Значит, мы идем на юг.

Турн подумал, что этот южный теплый ветер запросто отморозит нос, но больше расспрашивать не стал.

После полудня впервые разожгли костер днем, чтобы согреться. Турн отморозил пальцы на левой руке. Пообедав остатками пойманного накануне зайца, немного отдохнули, забравшись в выеденный древоточцами ствол громадной сосны, – здесь было довольно тепло. Ближе к закату мороз немного спал, и Рорк и Турн успели пройти несколько миль, пока Рорк не остановился, услышав загадочный шум. Только минут через пять Турн услышал еле уловимый звук, больше похожий на комариный писк. Кто-то надтреснутым голосом пел заунывную песню на готском языке.

Рорк, забежавший вперед своего спутника на несколько десятков саженей, помахал рукой – опасности не было. Фигура, которую они увидели у края леса в красноватом сумраке заката, не могла быть опасной. Человек, закутанный в тряпье так, что нельзя было понять, мужчина это или женщина, тащил за собой сани, груженные хворостом.

Рорк возник перед неизвестным так внезапно, что тот даже не успел вскрикнуть.

– Не бойся, – сказал Рорк, старательно выговаривая готские слова. – Мы не наемники.

Сборщик дров повалился на колени прямо в рыхлый снег, замахал руками – от испуга он лишился речи. Подоспевший Турн ухватил гота за руку и поднял со снега.

Гот плакал. Лицо у него было красное, сморщенное, как у обезьяны, седая борода растрепалась, на месте левого глаза зияла красная яма.

– Дай мне, – сказал Турн, повернул сборщика дров к себе лицом. – Мы норманны. Норманны, понял?

– Норманны, – повторил одноглазый. – Норманны, да?

– Перестань трястись, приятель. Мы ничего тебе не сделаем. Мы ищем Балиарат. Ты знаешь, где Балиарат?

– В Балиарате нет людей, – ответил гот, лицо которого немного прояснилось. – Там проклятые господом. Господин, не убивайте меня!

– А ты сам откуда?

– Из Фюслина. Пять миль отсюда, – одноглазый показал рукой на запад.

– А где Балиарат?

– Двенадцать миль туда, – на этот раз гот показал на юг. – Но тебе туда нельзя, господин.

– Почему?

– Потому что там они. Посланцы Смерти.

– Рыцари из Ансгрима?

– Да. Они там были. Их видел человек, который пришел в нашу деревню. Он лишился глаз, – крестьянин вдруг часто-часто заморгал, словно ему самому собирались выколоть уцелевшее око. – Он бредил и все время говорил о дикой охоте. И он принес смерть в нашу деревню. Она пришла следом за ним.

– В деревне мор?

– Хуже, господин! У нас был наемник, да проклянет их Господь! Идите со мной, увидите, что наделали эти псы.

Деревня оказалась ближе, чем ожидали Рорк и Турн – одноглазый соврал, сказав, что до нее пять миль. Уже через четверть часа до путников донесся отчетливый запах гари, а еще через пять минут за краем леса показалась россыпь крестьянских домов. Большая дорога. Видимо, тракт, построенный в правление короля Ортвара, рассекал Фюслин пополам и терялся за горизонтом в снежных полях.

– Три дня назад, – бормотал одноглазый, таща свои санки. – Мы никогда не видели таких людей, господин. Они хуже зверей. Все в шкурах, и не говорят, а лают, как собаки. Ты увидишь, господин, что они наделали. Увидишь сам, господин…

Что-то странное и жуткое было в безмолвии, которое окружило норманнов, едва они вошли в село. Фюслин казался вымершим. В дальнем конце деревни лаяли собаки, почуяв чужих, но ближние дворы отвечали молчанием – жители будто свели всех псов в одно место.

Снег в проулках был чист, никаких следов.

– Здесь пахнет кровью. И смертью, – сказал Рорк.

– Скверное место, – заметил Турн. – Эй, друг, что тут у вас…

Ирландец осекся на полуслове. Дорога, по которой вел их одноглазый, вывела воинов к центру села, на площадь у церкви. Зимний лиловый сумрак сгустился еще не настолько, чтобы скрыть то, что было на этой площади.

В центре площади, на перекладине, висели два голых тела – мужчины и женщины средних лет. Вздувшиеся, покрытые инеем лица еще не расклевали вороны, но глаз у мертвецов не было, только черные ямы, в которых бугром намерзла кровь. Чуть в стороне, в снегу, лежало привязанное к четырем вбитым в землю колышкам за ноги и за руки тело девочки лет шестнадцати, голое, с неестественно вывернутой головой. Живот девочки был вспорот от промежности до грудины, и какие-то ночные падальщики уже успели выдрать из раны внутренности. В сумерках голые тела на виселице казались фиолетовыми, а тело в снегу – черным.

– Великие боги! – только и мог сказать Турн. – Так вот как воюют эти парни…