Король Фейсал. Личность, эпоха, вера - Алексей Михайлович Васильев

в Хиджазе ханбалиты… Если [правитель] был ханифитом, они становились ханифитами, если шафиитом — шафиитами… Четыре [мазхаба] не соперничают друг с другом. Судьи-ханифиты не возражают, если мы судим по ханбалитским нормам или по шафиитским, так как имамы признают друг друга. Говорят так: решение судьи устраняет разногласие. По каким бы нормам ни выносилось решение, оно имеет силу. Сунниты и близкие к нему толки не обвиняют друг друга в неверии и не воюют между собою. Обвинение в неверии они распространяют на шиитов и ибадитов.

…Наша первая встреча с Фейсалом произошла, когда мы были судьями в Эт-Таифе. Мы ходили к нему каждый четверг, он беседовал с нами полчаса-час о том, что нам мешает. Он был великим человеком, мудрым и решительным. Мы встречались с ним, когда он стал королем… Он был всегда мудр, люди его боялись; справедливый человек был ему рад, а несправедливый боялся»[44].

Фейсал предпочитал жить в Мекке и Эт-Таифе.

Но, управляя Хиджазом и занимаясь внешними делами, нельзя было игнорировать и Джидду. В особенности если нужно было встречаться с консулами. Первое время христианам было запрещено выходить дальше чем за пять километров от стен города, без специального разрешения короля или вице-короля, которые предоставляли им специальный эскорт, чтобы избежать инцидентов.

В Мекке и Джидде жило много иностранцев, и интеллектуальная жизнь была более активная, чем в Эр-Рияде. Здесь были поэты, которых Фейсал, сам сочинявший стихи, поощрял. Музыку запретили, и чтение стихов, любовных, философских, эпических, стало любимым развлечением.

Поэзия сопровождала Фейсала всю жизнь. Он любил поэзию, уважал настоящих поэтов, и они становились его друзьями. В Хиджазе поэтические вечера он устраивал не в Джидде, Мекке или Эт-Таифе, а под открытым небом, когда собравшихся окружало молчание пустыни, а на небе выступали яркие, крупные звезды.

Говорит Абдуррахман ар-Рувейшид: «Из друзей Фейсала можно назвать Абдаллу Лувейхана… Он крупнейший поэт Неджда. Фейсал сам был поэтом и любил поэтов… Ему нравилось сочинять стихи экспромтом. Поэзия его не стеснена оковами формализма. На поэтические вечера с участием Фейсала приходили все, кто претендовал на звание поэта или имел отношение к поэзии. Происходило это в долине Лейя… иногда в долине Масарра… Они съезжались верхом, рубили дрова, разводили костер, читали стихи и спрашивали его мнение о них. Король Фейсал сам был и критиком, и сочинителем стихов. Его помощником и большим другом был Мухаммед ибн Булейхид. Он был историком и знатоком классической поэзии. Король Фейсал вступал с ним в поэтический поединок. Он знал много стихов наизусть. Мухаммед ибн Булейхид — автор книги „Сведения о памятных местах в стране арабов“, в которой он прослеживает географические названия, упомянутые в знаменитых поэмах „муаллаках“… В них арабы воспевают родные места, перечисляют их. Мухаммед ибн Булейхид посетил эти места и описал их в книге „Достоверные сведения…“ в четырех томах. У него есть и другие книги, среди них книга „Названия без следов“ — об исчезнувших местах, названия которых остались, но сами они больше не существуют… Он был образован и помнил всю бедуинскую поэзию. Ибн Булейхид родом из Неджда. Он умер, его сын — заместитель эмира Эр-Рияда… Ибн Булейхид писал стихи на разговорном и на арабском литературном языках»[45].

Говорит Сара аль-Фейсал: «Отец любил поэзию. Поэты съезжались на конях в горном районе по пути из Мекки в Эт-Таиф и читали стихи в присутствии короля Фейсала. В то время началась прокладка дороги из Эт-Таифа в Мекку. Дело было трудным, отец сам следил за ходом работ. Мы были первыми, кто проехал по этой дороге. Говорят, что отец сочинял стихи, но я скажу, что у него не было полных касыд. У него были бейты, в которых он отвечал некоторым поэтам, но это не касыды. Он слушал стихи, любил поэзию и дискутировал о ней. Он был очень начитан, любил узнавать новое. У него была прекрасная библиотека, он читал много и обо всем. Он читал по-арабски. Он знал английский язык, даже поправлял переводчика… Однако нельзя сказать, что он читал книги на английском»[46].

Говорит судья шейх Мухаммед ат-Таййиб: «Фейсал отдавал предпочтение Эт-Таифу. Он стал первым городом, куда пришло электричество, где появилась гражданская оборона и первый автомобиль»[47].

Говорит шейх Абдалла Мухамед аш-Шихри, управляющий личным хозяйством Фейсала: «Фейсал проводил шесть месяцев в Эт-Таифе, шесть — в Мекке. Летом он оставался в Эт-Таифе. Министры и чиновники приезжали и уезжали вместе с ним. Он был скромен. Свою кровать из Эт-Таифа он возил с собой в Мекку и обратно. Путь на автомашине между Меккой и Эт-Таифом занимал четыре часа. Дорога была грунтовой. Асфальта не было. Когда мы отправлялись совершать малый хадж, то после этого еще три дня приходили в себя. После этого Фейсал, да простит ему Аллах его прегрешения, распорядился уложить асфальт, устроил места отдыха и все остальное, что нужно мусульманам.

…Электричества в Эт-Таифе сначала не было… Затем он, да смилуется над ним Аллах, привез во дворец двигатель в шестнадцать лошадиных сил. Когда мы этот мотор запустили, толку большого не вышло. Но принц Фейсал был первым, кто провел у нас в Эт-Таифе электричество. Это было после Второй мировой войны. Здания в городе тогда отапливались зимой дровами и углем. Даже холодильники работали на керосине и были не у всех… Вначале у Фейсала было два таких холодильника на керосине. И даже во дворце „Шабра“ кофе готовился на дровах. Фейсал пил много кофе… Зимою он переезжал в Мекку, где снимал жилье в местечке, называемом Бир Балиля, в квартале Аль-Джияд. Он арендовал и дом в Эт-Таифе. Аренда — дело дорогое. В Эт-Таифе он платил триста фунтов стерлингов золотом в год. Владельца дома звали Дервиш Катиб. Фейсал снимал у него дом вместе с земельным участком. Дервиш Катиб — житель Мекки, у него в Эт-Таифе было много недвижимости, много недвижимости и в Мекке. В свое время он был министром финансов у шерифа Хусейна. Он был богат»[48].

Джидду ни Абдель Азиз, ни Фейсал не любили.

Летняя влажная, убийственная жара, грязный, вонючий город Джидда — все это не нравилось недждийцам, хотя пестрота и разнообразие города — морских ворот Мекки — были уникальными.

На крытом базаре торговали тканями, седлами, плащами-абайя, медными кастрюлями и кофейниками, рисом и кинжалами. Из проемов в крыше пробивался неясный свет; на углях африканские мальчишки жарили мясо и рыбу; в кофейнях сидели с маленькими чашечками в руках седобородые старцы.

Везде были толпы людей: бесчисленные паломники