Болотное гнездо - Валерий Хайрюзов

– Ахмет, человеку на самолет надо, – перебил его Сергей. – Яков Филимонович дома три года не был.

– Не цапай, – старатель дернул ногой, штанина затрещала по швам.

– А чо на вашей Релке делать – пить только, – выпрямившись, сказал Ахмет. – С хорошим человеком можно и здесь родимую вспомнить. Век бы ее не видеть.

Сергей уже был не рад, что связался с Хановым.

Аркадий Аркадьевич все рассчитал верно. Ахмет полетел не потому, что очень хотелось, полетел за компанию – развеяться, посмотреть новые места. В конечном итоге смыться на время с Барабы. Ну а коли есть еще и опекун, то можно и покуражиться.

– Вы что, в гостиницу? Так там места на два века вперед заняты. – Яшка рассмеялся, показав желтые, прокуренные зубы. – Давайте я отвезу в старательскую. В центре города: шик, блеск, красота – все условия. У меня там все свои.

Через час Колька с Сергеем сидели на кровати в маленькой, но уютной гостинице. Ахмет куда-то исчез. На другой день прилетел Аркадий Аркадьевич и велел искать Ахмета. Но тот словно сквозь землю провалился.

Только через два дня они обнаружили его у посудомойки из первой столовой.

На другой же день Аркадий Аркадьевич посадил их в вертолет, и они полетели на самый отдаленный участок – Верхний Горбылях. Колька остался на центральной базе – шнырем! На участке Галеев показал им хозяйство, которое предстояло охранять и содержать до следующего сезона в порядке. Затем показал завезенный с лета штабель бревен.

– Это распилите, расколите и сложите.

– Ничего себе, – присвистнул Ахмет, – тут работенки до скончания века. Нашел дураков!

– Хочу предупредить, у меня не благотворительная организация, – жестко сказал Аркадий Аркадьевич. – Свистни, тут же явятся тысяча человек на ваше место. Раздеретесь или засеку с этим делом, – Аркадий Аркадьевич выразительно щелкнул пальцем по горлу, – сразу же на крыло и – домой. Расчет по тарифу. Это в пять раз меньше трудодня. Усекли? Сергей, будешь за старшего.

Участок – с первого взгляда место хуже не придумаешь. Распадок, кругом снег, гольцы, кое-где поросшие стлаником склоны, по низине вдоль ключа чахлый листвяк. Но где-то к обеду показывалось солнце, воздух становился мягче, теплее, покрытые снегом гольцы начинали гореть, как начищенная бляшка. На солнцепеке, истончаясь, парил некрепкий еще снег, показывая глазу усыпанные неопавшей ягодой кусты. Можно было нарвать оттаявшей, совсем не горькой жимолости, сладкой, состоящей из одного сока брусники. Собранная из кругляка «бичарня» уже не казалась убогой и мрачной. После обеда, отметившись над горизонтом, солнце быстро начинало падать на голец, воздух густел, было такое ощущение, что его можно потрогать, мало того – порезать, как студень, на куски.

Вставали рано, Сергей с утра шел пилить дрова, Ахмет, попрыгав вокруг бревен, уходил заваривать чай, садился на чурку и начинал материть Аркадия Аркадьевича, Сергея, бензопилу – все, что попадало на глаза.

«Та же служба, только в другом месте, – частенько думал Сергей, оглядывая участок. – Все, как в Афгане». Похожая на казарму «бичарня», нары, матрац, простыни, серое солдатское одеяло. Вместо лампочки – «летучая мышь». На подоконнике транзистор, в углу рация – вот и вся связь с внешним миром. Время от времени в передаче последних новостей мелькали знакомые названия: Баграм, Джелалабад, Кундуз. И он не раз ловил себя на том, что ему вновь хочется вернуться туда, посмотреть, что же случилось за его отсутствие. Быть может, оттого и тянуло, что знал: это не вернется.

– Ты-то чего полетел сюда? – как-то вечером после ужина спросил его Ахмет. – Неужели заработать? Но «шайбочки» можно взять и в городе.

– Можно! – согласился Сергей. – Подскажи где?

– Все зависит от обстановки, – глянув в сторону Сергея, осторожно проговорил Ахмет. – Например, там, где они плохо лежат.

– Мне врачи рекомендовали спокойную обстановку, хороший сон, воздух. Ну а деньги, они везде хорошо лежат, их где попало не бросают.

– Эх, Серега, Сереженька, от денег надо освобождаться, чем быстрее, тем лучше. Кто на пирожках вырос, тот и при больших деньгах – нищий. Копит, жмется. А другой свободу большую имеет, все радости жизни. И все по закону. Но это сложно – высшая математика.

– А что ты вкладываешь в понятие «высшая математика»? – перебил его Сергей. – Наверное, тех, кто берет сумму, которую ты не в состоянии сосчитать?

– Тоже мне, релский Пифагор, – лениво обронил Ахмет. – Я разом держал сумму, какая тебе и не снилась. Каждый имеет то, что имеет: певец – голос, женщина – тело. Такие дураки, как ты в этом, как его, Афганистане, голову под пули подставляют. А есть люди, которые головы берегут. Мы тут на морозе вкалываем, а Брюхин дома на белых простынях спит, а трудяк ему идет. Дерьмо, конечно, а если посмотреть с его стороны, то дерьмо – мы.

– Ты что, сам до этого додумался или подсобили? – усмехнулся Сергей. – Не считай чужие деньги, свои водиться не будут. Нашел кому завидовать – Брюхиным. В свое время Христос выгнал торгашей из храма, зачем же строить его для них в своей душе.

Сергей сопротивлялся слабо, по инерции. Он уже уловил: Ахмет добивался одного. В данный момент они недалеко ушли друг от друга, хотя каждый топал своей дорогой, а пришли сюда, в это место. И цель одна – заработать деньги.

– Чего морщишься? – озлобляясь, говорил он. – Себя лучше считаешь. А кому нужно твое согласие? Ну, что ты есть в жизни? Поехал сюда свои молодые годы на рубли обменивать. С Женькой хочешь уравняться, машинешку поди наметил взять. А он ее так получил, – Ахмет не выдержал, скрипнул зубами. – И Аньку на ней катать будет. А ты копытами перед ней…

– Заткнись! – крикнул Сергей. – Тебя это не касается.

– Молчу, молчу, – поднял руки Ахмет. – Скажу честно, в этом вопросе я был и остаюсь на твоей стороне. Только объясни, почему выбор не в твою пользу выходит? Женька тебя все равно обскачет и выстрелит, когда ему будет удобно.

– Мы это еще посмотрим, – уже тише ответил Сергей. Ему было стыдно – сорвался, перешел на крик; признавать свое положение, тем более перед Ахметом, не хотелось. Но откуда он узнал про те выстрелы на охоте, кто сказал? Он и сейчас был уверен, Аня Женьку не любит и если пойдет за него, то сделает большую глупость. Эх, если бы он был рядом с ней! Тогда, когда они встретились у Хановых, и он поехал провожать ее, они долго ходили по улицам. Он рассказывал ей про Афганистан, она, не перебивая, слушала. Очутившись перед домом брата, он шутя предложил зайти погреться. Забытым кошачьим движением она повела глазами по сторонам, быстро, снизу вверх, посмотрела, как и тогда впервые на танцах, и, тряхнув волосами, согласилась. Лифт быстро домчал их до квартиры. Дверь открыла Рита. Глаза ее стали по полтиннику, из-за плеча растерянно смотрел Петька. Они как раз собирались на Релку с ночевкой к Брюхиным. Не зная, как себя вести, Рита засуетилась, заговорила не своим, а каким-то деланым голосом. Что она говорила, он не помнил, по всей вероятности, обычные дежурные слова. Перед тем, как уйти, брат шепнул ему, что в холодильнике есть вино и пусть он не беспокоится, они с Ритой ничего не видели. Спасибо и на том.