Стеклянная невеста - Ольга Орлова

Рано утром, когда в соседней деревне Большие Овражки начинали кормить скотину, Орел выскакивал из железных ворот своего особняка и трусцой бежал к полосе ближайшего леса, за которым мирно дремал огромный совхозный пруд. За Орлом, делая спросонья передним колесом зигзаги, ехал рослый парень, рядом с которым, привязанный за руль длинным поводком, трусил огромный черный ротвейлер.

Орел по тропинке, виляющей среди деревьев и кочек, бежал прямо к пруду, где старательно, ровно тридцать минут, делал комплекс упражнений. Матвей по часам три дня подряд засекал — ровно через тридцать минут Орел раздевался догола и так, без трусов, с зычным криком наслаждения и решимости, бросался в темные воды пруда.

Вдоволь наплававшись, он с шумом вылезал, вытирался полотенцем, которое давал телохранителям, и тем же путем возвращался домой.

Матвей ждал всю эту группу на опушке леса, потом кратчайшим путем, заранее исследованным, проскальзывал между деревьев и продолжал наблюдение возле пруда. Орел был в свое время боксером-средневесом. Бросив спорт, он несколько обрюзг, но и помощнел.

Сведения о нем Матвей имел весьма приблизительные, только те, которые соизволил ему сообщить Граф. Он знал, что Орел через Спорткомитет контролирует большую часть поставок в Россию продуктов питания, естественно, спиртного, сигарет и прочего, что приносило миллионные барыши и было постоянным объектом зависти у конкурирующих сторон.

Некоторое время назад Орел, несколько свысока относившийся к легкоатлетам, решил отнять часть привилегий у Павла Кудоярова, двоюродного брата Атаманши. Это могло прямым образом повлиять на существование клуба «Русалка», выживавшего и благодаря постоянным финансовым подпиткам от Кудоярова. Смириться с этим было нельзя, поэтому Граф, обговорив все с Атаманшей и не поставив в известность щепетильного Кудоярова, предложил Матвею вспомнить прошлое. Тот согласился. Отказаться от предложения было невозможно и потому, что уже почти месяц Матвей регулярно получал зарплату, а за что, в глубине души не мог понять. Но главная причина, побудившая его согласиться, заключалась в том, что последнее время он ощущал, как навыки, приобретенные им на войне и которые он ценил еще и потому, что они делали его человеком, уважаемым другими мужчинами, эти навыки потихоньку теряются. Вернее, он сам начинал о них забывать. Требовалось подтверждение своему умению, то есть собственной ценности в этом мире, где мог достойно выжить лишь сильный человек.

Каждое утро Матвей летел на мотоцикле к Большим Овражкам, прятал машину в лесу, пробирался к опушке, откуда был виден хутор Орла, и ждал рассвета. Спать не хотелось. Его возбуждали и радовали забытые ощущения. Адреналин вновь кипел в крови, чувство опасности окрашивало все вокруг в более яркие, свежие цвета, а охотничий инстинкт делал время, проведенное в засаде, незаметным.

Наблюдая за Орлом и его физзарядкой, Матвей проигрывал варианты будущей операции. Скорее всего его вторичный приезд в этот лесок уже не остался незамеченным. Но вряд ли кто-то рассматривал его в бинокль, поэтому марка мотоцикла могла остаться неузнанной. А номера для этого случая он повесил чужие. Их ему достал Петруха, прежний товарищ по борделю, у которого явно было пристрастие к чужой мототехнике. Пусть потом ищут старый мотоцикл, давно уже где-то сгнивший.

В первый день Матвей пас Орла с утра и до вечера. После своей утренней зарядки тот пробыл дома еще час, потом из ворот выплыл черный «Мерседес» и понес Орла в Москву в Комитет по физкультуре и спорту. Большую часть дня Сергей Петрович Орлов провел на рабочем месте, пару раз выезжал, причем один раз в Белый дом, а другой раз — в гостиницу «Москва», где, как объяснил потом Граф, располагались офисы многих фирм. Но в обоих случаях отлучки занимали не больше полутора часов. Вечером «Мерседес» привез хозяина домой. Чуть позже к дому подкатили еще несколько иномарок, двор осветился еще более ярко, труба бани задымила, музыка огласила окрестности, и началось веселье.

Из леса в бинокль внутренности двора не просматривались. Только с церковного купола можно было бы углядеть подробности, но так рисковать не было смысла. Тем более что церковь худо-бедно функционировала, а главное, Матвей уже решил использовать вариант с утренней пробежкой.

Дожидаться конца веселья он не стал и отбыл в Москву. На следующий день Матвей вновь приехал сюда перед рассветом и, когда Орел прибежал к пруду, сверил по часам данные. Все совпадало с прошлым разом до минуты. Орлов выбегал из ворот своего особняка в шесть часов, полчаса занимался упражнениями у воды, затем купался и без пятнадцати семь бежал обратно.

На третий день Матвей приехал сюда еще затемно. Спрятал мотоцикл в кустах и пробрался к пруду. В этот раз он решил обойтись без винтовки. Не было необходимости рисковать, привозя ее сюда. Достаточно было и пистолета. Матвей заранее навинтил глушитель и стал ждать.

А утро было прекрасное. Солнце уже давно висело над деревьями, трава, кусты, листья вокруг были покрыты алмазными каплями. По всем приметам день обещал быть жарким. Пока длилось ожидание, Матвей приглядывался ко всему вокруг. Не мешало даже ожидание того, что должно было произойти через несколько минут. К лицу и рукам липли утренние комары, над прудом поднимался зыбкий солнечный туман, а в воде среди кувшинок проплывали отраженные облака.

В начале седьмого послышался короткий взлай собаки, а в четырнадцать минут седьмого шумно явилась вся троица. Орел немедленно стал махать руками и ногами, приседать и отжиматься. Матвей стоял за толстой березой метрах в пятнадцати от Орла. Он медлил из-за собаки. Он думал, что ротвейлер вот-вот бросится к нему, потому что учуял присутствие чужого. Но этого не происходило, пес безостановочно носился вдоль кромки воды, лишь время от времени поглядывая в его сторону.

Наконец Орел разделся. Жир, покрывающий тело бывшего спортсмена, не мог скрыть мощные мышцы, проступавшие толстыми узлами под кожей. Матвей, обостренно фиксируя все вокруг, выступил из-за березы и прицелился. Ротвейлер, забыв о постороннем человеке, игриво присел на передние лапы, готовясь вместе с хозяином броситься в воду. Матвей помедлил еще мгновение, а потом нажал спусковой крючок. Выстрела почти не было слышно — раздался щелчок, словно хрустнула сухая ветка под ногой. Орел поднял обе руки к голове, будто хотел поймать осколки взорвавшегося черепа, и рухнул ничком.

Ротвейлер пригнул голову к самой земле, взвизгнул совсем по-щенячьи, но тут же развернулся и как пружина бросился к Матвею.

Время сразу замедлило свой ход, растянулось, словно резина: движение собаки, летевшей к Матвею, движения телохранителя, плавно тянувшего руку к наплечной кобуре, — все происходило, словно в сиропе или прозрачной смоле — медленно, нехотя. Матвей выстрелил в ротвейлера, потом сразу в телохранителя. И еще раз в собаку, чтобы пресечь жалобный визг.

Подойдя к мужчинам, он убедился, что контрольные выстрелы не понадобятся: черепа обоих разметало у выходных отверстий пуль. Матвей чувствовал, как сильно бьется кровь в висках, хотелось выпить водки, как в подобных случаях на войне. Он подивился тому, как быстро возвращаются, казалось бы, уже совсем забытые навыки.